Томас едва стоял там, без сил — ярость, клокотавшая в груди, сошла на нет.
Один за другим остальные мужчины показались из своих хижин. Джордж был бледен и осунулся после болезни; Джон своей фигурой закрыл весь дверной проем, лицо его пряталось в тени от ладони, прижатой ко лбу. Даже Педро, повар, стоял в дверях кухни, просто вытирая руки о тряпку. Только Сантос улыбался вместе с Эрни. Клара тенью маячила за его плечом — она смотрела на Томаса, с лицом, осунувшимся от печали.
Сезон дождей обрушился на них со всей мощью. Река поднялась, и многие ручейки, через которые путешественники раньше просто перепрыгивали, превратились в глубокие реки, которые нужно было переплывать на лодке или обходить стороной. Вода устремилась в лес, затопляя стволы и нижние ветви деревьев. Там, где раньше сидели обезьяны и ходили ягуары, теперь резвились речные дельфины и рыбы. Сидя у русла реки, Томас воображал, как все они плывут к нему сквозь деревья, словно летят.
Сбор насекомых был очень затруднен; бабочки вообще попрятались от дождя, впрочем, Джордж жаловался на то, что жуков и долгоносиков тоже стало меньше. И только у Джона работы не убавилось — во время дождя растительная жизнь расцветала.
Вялость и лень охватили Томаса и Джорджа — они приписывали такое состояние недавно перенесенной болезни, но оба понимали, что сонливость вызвана ничегонеделаньем. Томас спал до самого обеда, пока Клара сопровождала Джона. Сантос, когда был в лагере, уходил вместе с Эрни в лес или оставался, чтобы побеседовать с Джорджем и иногда с Томасом. Он по-прежнему надолго отлучался в Манаус, но Томас все равно старался избегать Клары — так обеспокоен он был тем, что Сантос уже догадался об их отношениях. Томас оказался предоставлен сам себе и воспользовался этой передышкой, чтобы перенаправить свое внимание на собственную жену. Он писал письма Софи — как если бы шел вброд через грязь — и не мог заставить себя отправить их.
Он решил последовать совету Джона и познакомиться поближе с кем-нибудь из местных жителей. Антонио обычно был там, где Сантос; Мануэль и мальчик Жоаким выступали в качестве проводников и помощников, сопровождая тех, кто отправлялся за сбором материалов. Оставался только Педро, повар. Томас практиковался в португальском языке, беседуя с ним.
— De onde a sua famflia é? — спрашивал он, интересуясь, откуда родом его семья.
— De todo lugar, — отвечал Педро, широким жестом рук показывая, что отовсюду.
Томас спросил, можно ли посмотреть, как тот работает, и Педро, взглянув на него как на сумасшедшего, все же согласно кивнул. Он прихрамывал, пока крутился возле кухни, и, приглядевшись внимательнее, Томас понял, что на правой ноге повара не хватает пальца. Хоть расспрашивать было невежливо, Томас измучился, выбирая темы для разговора, поэтому показал на ногу.
— Como… dedo… ferir? — спросил он, и Педро широко улыбнулся в ответ на такое ужасное владение языком.
Он стал объяснять, но Томас уловил значение только нескольких слов. Он разобрал, что Педро потерял палец, когда работал рыбаком. Он ловил больших черных пираний — это такая их разновидность, хоть и опасная, но очень вкусная; одна из них сорвалась с крючка прямо в лодку и тут же цапнула его за палец.
Должно быть, у Томаса вид был испуганный, и Педро снова рассмеялся. Двое его братьев точно так же лишились пальцев на ногах. Очевидно, ради вкуса этих пираний действительно стоит рисковать пальцами.
Томас поинтересовался, нравится ли ему работать на Сантоса, и Педро пожал плечами, но отвел глаза. Томас и раньше замечал, что Педро принимал все приказы от Антонио, но когда он прислуживал Сантосу, его поведение менялось. Педро ходил вокруг хозяина очень медленно, рука, которой он накладывал мясо Сантосу в тарелку, часто дрожала, и ему было трудно с этим справиться. Сантос, казалось, ничего не замечал, а если и замечал, то не обращал внимания.
В течение недели Томас приходил к Педро и сидел с ним по часу в день, а, то и больше, и Педро стал помогать ему в изучении португальского языка. К концу недели Педро называл его «magro» за худобу и, пока готовил еду, кидался в него кусочками; Томас уворачивался от них, если получалось, а если нет — вытирался салфеткой, не переставая улыбаться. Его знание языка улучшилось, и он удивил как-то вечером Клару с Джоном, включившись за ужином в их разговор. Джон радостно хлопнул его по спине, а Клара просто уставилась на него. Ее взгляд притягивал к себе, и воздух между ними раскалился. Когда он отвел глаза, то увидел, что Джон, с приоткрытым ртом, смотрит поочередно то на него, то на нее — он прекратил жевать, но так и не проглотил пищу, которую держал во рту. Томас опустил глаза в свою тарелку, сгорая от неловкости. Чувство было такое, как если бы лесник застукал его на месте, когда он собрался украсть фазана.
Он встал из-за стола.
— Прошу меня извинить, — сказал он. — Я неважно себя чувствую.
На другое утро Томас проснулся поздно. Его разбудил Антонио.
— Сеньору Сантосу угодно, чтобы вы выпили с ним чаю до того, как начнется дождь.
— Я скоро буду, — ответил Томас.
Антонио ушел, а он все лежал, уставившись потолок. Он не позволял себе оставаться наедине с Сантосом. Наверняка все разошлись кто куда за материалами, а этому господину нужно с кем-нибудь поговорить. Он вылез из гамака и трясущимися руками натянул на себя одежду.
— О, мистер Эдгар.
Сантос сидел в тенистом углу двора за низким столиком, рядом с ним стоял свободный стул. Повсюду виднелись грязные лужи, оставшиеся после недавнего дождя, и влажный воздух обещал, что будет лить еще. Мануэль стоял тут же, обмахивая Сантоса большим листом банановой пальмы. Как всегда, Сантос умудрялся совершенно не потеть. Томас уже привык к влажной жаре, он даже стал получать удовольствие от этого ощущения, как от теплой ванны, — правда, только если мог искупаться в прохладной воде в конце дня. Вид всех его рубашек портили одинаковые желтые пятна под мышками, и он уже давно перестал раздражаться по этому поводу. У Сантоса рубашки тем не менее всегда были свежими и чистыми, будто он каждый день надевал новую.
— Надеюсь, здоровье ваше идет на поправку?
— Да, я чувствую себя лучше. Правда, устаю.
— Так и должно быть. У меня тоже была малярия. Эта болезнь никогда не уходит окончательно, как вы знаете.
— Нет?
Томас вдруг почувствовал себя старым. Он перешагнул через некий порог, и назад пути нет.
— К чему этот мрачный вид, мистер Эдгар? В конечном счете это сделает вас сильнее. Соприкосновение со смертью закаляет характер.
— Боюсь, мой характер может мне изменить.
Он пробурчал это себе под нос, в тайной надежде, что Сантос его не услышит. Неужели он его проверяет? Выжидает, чтобы посмотреть, известно ли ему о том, что он поступил бесчестно?
— Чепуха, мой дорогой друг. Я давно наблюдаю за вами…
При этих словах сердце у Томаса екнуло.
