Когда в буфете, как всегда неожиданно и внезапно, появилась Берта Абрамовна, оба вздрогнули и вернулись к действительности. Берта Абрамовна, увидев, как Снежана Петровна курит в форточку, а Михаил Иванович сидит в глубокой задумчивости, невольно улыбнулась – все было так, как она и рассчитала.
– Уже поздно. Восемь. Музей уже час, как закрыт, – сказала главная хранительница.
– Что? Восемь? – Михаил Иванович подскочил со стула, как ошпаренный. – Как – восемь?
Он внимательно смотрел на часы, которые так и лежали перед ним на столе.
– Я всех отпустила, простите, что без вашего разрешения, – сказала кротко Берта Абрамовна.
– Да, конечно, конечно, – смутился Михаил Иванович, с ужасом глядя на незаполненные листы.
Снежана Петровна затушила сигарету в блюдце и тихо вышла из буфета. Михаил Иванович выходил вместе с Бертой Абрамовной. Она повесила на дверь огромный амбарный замок и с трудом провернула явно ржавый ключ. Подергала замок и кивнула.
– Всего хорошего, – сказала она.
– Да, спасибо, извините, – ответил Михаил Иванович, не в силах отвести взгляд от этого замка, как в деревенском сарае.
– А сигнализация? – спросил он.
– У нас по ночам не бывает происшествий. Идите домой, – улыбнулась Берта Абрамовна, еще раз кивнула и, стуча каблучками, пошла к автобусной остановке.
Михаил Иванович топтался на месте. Он никак не мог решить, куда ему идти – домой или на службу. И вообще не знал, что делать дальше. Вызов был, происшествие было, а отчета – нет. Как он мог просидеть целый день и даже не записать показания? Что за место-то такое?
Михаил Иванович решил поехать домой, чтобы утром вернуться в музей. Спал он плохо – ему снилась Елена Анатольевна в народном костюме, перебирающая струны на гуслях.
Мучилась бессонницей в эту ночь и Елена Анатольевна. Она никак не могла решить, идти ей на концерт к Гере, и если идти, то с кем. Может, пригласить этого полицейского? Просто из вежливости? Солидный мужчина, в форме. Гера всегда к таким «типам» относился пренебрежительно, скрывая робость и даже страх перед представителями закона. Это был бы отличный вариант. Но невозможный. Она не знала номера телефона полицейского, но даже если бы и знала, то ни за что бы не позвонила – не осмелилась. Хотя он ничего. И не такой уж чурбан, каким показался вначале. Елена Анатольевна заснула ближе к утру в расстроенных чувствах, так и не приняв никакого решения – а концерт уже послезавтра.
Снежана Петровна терпеть не могла, когда ее называли «подвижница». И никакого научного подвига она не совершала. Так получилось, просто совпало. Она прекрасно знала, что в музее ее жалеют. На самом деле ее «алкоголизм» был скорее игрой на публику. Пила она в удовольствие, только хорошие напитки и меру знала. Пусть думают, что хотят, лишь бы не лезли в душу. Лучше слыть тихой алкоголичкой, разыскивающей какую-то кантату, чем сидеть, как Елена Анатольевна, вечно сонной, в полузабытьи и давать повод для сплетен. Ведь все знали, что от Елены сбежал мужик, которого она считала мужем. Да не просто сбежал, а куда подальше, за границу, и в один день. А она страдает и никак не может понять, почему он ее бросил и не увез с собой в светлое будущее. Господи, как же все просто! А эта полоумная так и сидит в своем аквариуме, как водяная черепаха, – выплывает ненадолго и снова опускается под воду. Теперь вот наверняка страдает – идти ей на концерт или нет. Каждый раз, когда ее музыкант приезжает на гастроли, у Елены начинается паника, и она впадает в ступор. Но все известно заранее – Елена нарядится в вечернее платье, купит цветы и будет ждать, что Гера позовет ее с собой. Стоять и ловить его взгляд, как собака перед накрытым столом, в ожидании, что ей бросят кусок колбасы. А потом все будут жалеть дорогую Еленочку Анатольевну, которая придет на работу заплаканная, Берта Абрамовна станет убедительно рассказывать про аллергию, которой страдает несчастная Еленочка, а она еще полгода будет переживать, думать, правильно поступила или нет, что не зашла за кулисы в гримерку, ушла сразу после концерта. Нет, с собой она такого не позволит. Лучше быть подвижницей – сумасшедшей, спивающейся, только не вызывать жалость.
Снежана долила себе в бокал вина и все-таки потянулась к телефону. Тысячу раз она запрещала себе это делать. У нее была не алкогольная, а телефонная зависимость. С тех пор как ушел Илья, она готова была закодироваться от звонков ему. И если бы была такая анонимная группа – женщин, которые звонят своим бывшим мужьям или любовникам, она бы в нее немедленно вступила. Ходила бы на собрания и рассказывала, что не звонит уже два дня или уже три дня. Усилием воли Снежана заставляла себя не брать телефон в руки, особенно после двух бокалов вина. При этом назначала себе условные даты, придумывала поводы – поздравить с Новым годом, с Рождеством, с днем рождения, с именинами. Только тогда она позвонит Илье, ради приличия.
В каком-то смысле она переживала то же, что и Елена Анатольевна. Снежану бросил муж, Илья. Но бросил интеллигентно – они продолжали созваниваться. То есть если она звонила, он ей отвечал. И наверное, она была виновата в том, что он ушел. Разница в том, что с Ильей Снежана прожила не год, а двадцать лет. В законном, спокойном, размеренном браке. Давно не было страсти, чувств и даже любви. Ничего не было, говоря откровенно. Но было куда большее – предательство. Снежана считала, что Илья ее предал. А он был убежден, что предала она. И этого взаимного предательства они друг другу простить не могли. Но даже не это было самым страшным. Оставшись одна, Снежана поняла, что Илья ей нужен. Так бывает – нужна старая застиранная ночная рубашка, в которой удобно спать. Или подушка, примятая с нужной стороны. Или одеяло, которое давно пора менять, но все новые оказываются или недостаточно теплыми, или слишком душными. Снежана привыкла с такой жизни и другой не хотела, иначе бы ушла от мужа раньше. Но они подходили друг другу, им было удобно жить вместе. Они настолько притерлись за столько лет, что им не нужно было даже разговаривать. Не было необходимости. Они бы прожили еще лет двадцать, если бы… Если бы что? Снежана так и не поняла, что случилось.
Да, она ему изменила. Илья об этом не знал. Она не собиралась признаваться, не мучилась угрызениями совести. Это было давно и только один раз. Три года назад. Она уже и думать забыла о том случае. Это ведь был не роман, не какая-то сумасшедшая страсть или вялотекущая привязанность – регулярная, запланированная, длящаяся годами и не отпускающая. Нет, ничего похожего. Был стресс и вспышка – яркая и короткая. Снежана получила дозу адреналина, сравнимую с поездкой на речном трамвайчике, – она панически боялась воды и плавучих средств. Продолжать ту связь или затевать новую она не собиралась. И даже не считала свой поступок изменой и уж тем более предательством. Это был порыв, который напомнил ей, что она все еще женщина, что у нее есть желания. Она вспомнила, как это бывает – когда отключается голова, разум и не нужен алкоголь, чтобы забыть обо всем. Она изменила мужу скорее эмоционально, чем физически. Почему Илья решил, что она его предала? Ведь она осталась с ним. Уж если она кого и предала, то себя. Вернула себя в прежнее состояние.
