Щенок недоумевающе заскулил. Ему очень понравилось плавать
по воздуху, и он сердился, что забава кончилась.
– Молчать… – умоляюще прошептал Сварог.
Змеи не слышат. У них нет ушей. Но относится ли это к
черно-зеленому чудищу, длинному, как предвыборные обещания?
Голова размером с троллейбус раскачивалась вправо-влево
уардах в пятнадцати над землей. Черный раздвоенный язык скользкой лентой
выскочил из пасти, затрепетал в воздухе, втянулся назад. Глаза, словно
прожекторы, вдруг испустили два конуса бледно-зеленого света, ощупывавших землю
и скалы. И Сварог со страхом увидел, как оставленные им, едва видимые следы
наливаются угольно-черным, попав в это свечение, и проявляется вся их цепочка,
ведущая за валун.
Змей оживился, теперь все ее тело вытянулось на открытое
место. Слепой ужас понемногу овладевал Сварогом, еще миг, и он сделает что-то
непоправимое, окончательно потеряет себя, побежит и панике, ничего вокруг не
видя и не слыша, и это будет конец.
Холодный мокрый нос ткнулся ему в ухо, скользнул по щеке, и
он очнулся. Он был графом Гэйром, и он знал змеиный язык. Вспомнив это, он
выпрямился во весь рост, прижимая сапогом к земле импровизированный поводок,
рявкнул:
– Что тебе нужно, тварь?
Риск был немалый. Знание языка ничегошеньки не
гарантировало.
Даже люди, цари природы, разговаривавшие на одном языке,
веками лупили друг друга по головам мечами и прикладами. Но другого выхода он
не видел. Заболтать и поискать уязвимое место…
Бледно-розовое сияние метнулось к нему, залило с ног до
головы, вызвав странное покалывание в висках. Он ждал с колотящимся сердцем.
Змея не шевелилась, и это прибавляло надежды. Наконец, после показавшихся
веками минут, где-то под черепом у него зазвучал невыразительный, глухой голос,
в котором, однако, явственно различалось удивление:
– Ты говоришь на языке глорхов. Ты не похож на глорха.
Как это может быть?
Похоже, особым интеллектом змеюка не блистала.
– Просто я так со стороны выгляжу, – сказал
Сварог. – А на самом деле я побольше тебя буду.
Змей неуверенно сказал:
– Ночью большой шум был. Я проснулся. Кто меня
разбудил?
Местный Змей-Горыныч, кажется, не отличался ни умом, ни сообразительностью.
– Я, – нагло заявил Сварог. – Голову Сержанта
знаешь? Мы с его ребятами вчера немного повздорили – пришлось проучить нахалов.
Упоминать змеелюдей он не стал – мало ли, вдруг они с этой
тварью лучшие кореша. Еще подумает змеюка, что и тех, и этих Сварог завалил… И
вообще, что-то много змей в Хелльстаде водится.
Исполинская башка наклонилась к самой земле и закачалась из
стороны в сторону, точно принюхиваясь.
– Да, – наконец признал змей-великан, –
совсем недавно тут погибло много солдат Сержанта. И много недо-глорхов. Это… ты
их убил?
– Кто ж еще? – на словах презрительно, а в душе
облегченно фыркнул Сварог: раз тварь именует змеелюдей с приставкой «недо»,
значит, совсем не уважает. – И тех, и этих – я. Убил и съел.
Голова нерешительно отодвинулась.
– Не может быть. Здесь я всех ем. Я самый сильный. Я
самый большой.
– Я и тебя съем, – сказал Сварог. – Я сам гад
ползучий. Огнем сожгу, если рассержусь. Видишь?
И он заставил вспыхнуть самый большой огонь, на какой был
способен – язык пламени величиной с ладонь. В висках мучительно заныло от
перенапряжения. Он помнил, что у змеи есть какие-то органы, которыми они с
изощреннейшей чуткостью видят тепло.
И эта не была исключением – она резко отдернула голову,
жутко зашипела, припала к земле. И сказала:
– Никто не умеет делать огонь. Только люди Хозяина
Фаларена. Ты из его людей?
У Сварога был большой соблазн объявить себя правой рукой
неведомого Фаларена, о котором уже упоминала Голова Сержанта. Но он побоялся
запутаться. И сказал:
– Я не из его людей, но я тоже умею делать огонь. И
если не отвяжешься – сделаю очень большой огонь, и он тебя сожжет.
Змей не шевелился, сбитая с толку. Наверняка такого с ним
еще не случалось – чтобы кто-то, не принадлежавший к его породе, да еще такой маленький,
говорил с ним на его языке. Вполне возможно, со зверем поумнее такой номер не
прошел бы, но чудище оказалось слишком тупым, чтобы уметь сомневаться и ловить
на противоречиях.
– Слышала? – Сварог не давал ему времени
опомниться и подумать. – Я сам огнедышащий змей, огненный гад.
Со змеем происходило что-то странное: Сварог мог бы
поклясться, что он пытается вжаться в камни.
– Значит, ты пришел из моря?
Сварог рискнул:
– Конечно. Едва обсохнуть успел.
– Значит, ты слуга Ужасного?
– Считай, я его друг, – сказал Сварог. –
Самый близкий.
Змей вдруг затараторил:
– Господин друг Ужасного, огненный гад, позволь мне
уйти. Я не хотел тебя есть. Совсем не хотел. Ты пошутил, прикинулся этим
двуногим, маленьким. Я сразу догадался. Позволь мне уйти.
– Убирайся, – сказал Сварог.
Заскрежетало, полетели камни – со всей скоростью, на какую
он был способен, змей развернулся на месте, извиваясь, заструился прочь,
моментально скрывшись с глаз, только острый кончик хвоста мелькнул.
Удалявшийся хруст щебенки возвестил, что он не хитрит, а
искренне торопится прочь. Будь у него ноги, он несся бы со всех ног.
Сварог опустился на землю, спершись спиной о скалу, его била
дрожь. Он выстрелил с завязанными глазами и угодил в десятку. Что за ужас
обитает в океане, если он способен внушать панический страх таким вот монстрам?
– На этот раз мы выкрутились, малыш, – сказал он,
борясь с приступом идиотского хохота. – На этот раз. Но дорога у нас
длинная…
Он поднялся, зажал в кулаке цепочку и быстро зашагал вперед.
Самые безопасные места в Хелльстаде – берега реки. Нечисть предпочитает
держаться подальше от текущей воды. Правда, судя по первым впечатлениям, здесь
хватает и вполне плотских страхов…
До берега было рукой подать – Сварог уже чувствовал запах
перегнивших водорослей, воздух вокруг посвежел, и он невольно прибавил шаг.
Щенок болтался за его спиной, точно воздушный шарик. Скалы остались позади.
Они взобрались на пологий холм, поросший редкими пучками
желтоватой травы, похожей на осоку, остановились.
Раскинувшаяся перед ними широкая река преспокойно катила
свои воды к горизонту – невозмутимая и древняя, как схимник. А не тронутая
растительностью полоска глины у самой воды свидетельствовала, что река здесь
часто выходит из берегов, и была девственно-чиста, как контрольная полоса на границе.
Нечисть сторонится текущей воды… До нее было уардов тридцать, не больше, и
Сварог уже начал было спускаться по склону, но едва заметное движение привлекло
его внимание, насторожило, заставило замереть на месте.
