– Эй! – позвал Сварог. Получилось тише, чем хотел.
Но громко для тишины, наполнившей корабль. Тишину он заметил только что:
куда-то делись плеск волн, перешептывание ветра с парусами, матросские
переговоры, шарканье ног по палубе.
Бракованный стоп-кадр, в котором не выключенным оказался
почему-то он один.
Никто не отреагировал на его «эй». Сварог протянул руку к
капитану, собираясь дотронуться. И нащупать – что? Убедиться – в чем? Может, в
том, что опять окружен призраками, иллюзией, хороводом фантомов?
Сварога качнуло от жуткого видения.
Рука – не призрака, не постороннего человека, а его
собственная – распадалась. Покрывалась на глазах один за одним геометрически
правильной формы кругами… пустоты. Сквозь которые, то есть уже сквозь руку, он
видел доски палубы, фрагменты тел моряков. Словно он – мозаичная фигура, из
которой вываливаются кусочки. Один за одним, один за другим.
Он посмотрел на ноги. То же самое. Живот, грудь – все
подвергалось распаду.
Сварог растерялся. Он не представлял, что ему делать. Как и
с кем бороться. И страх ледяной струйкой пробежал по груди. Он бы сейчас
согласился поменять эту напасть на любую змею любых размеров, победить которую
всегда остается шанс, а если его и нет, то можно укрыться, нырнув в нору или
пещеру, или просто биться за свою жизнь мечом, шауром, руками, ногами и зубами,
наконец. Страшно было не умирать, а помирать бессловесной пешкой, которая даже
не понимает, кто и как выводит ее из игры.
Но, правда, не чувствовал он себя ни умирающим, ни
распадающимся.
Он попробовал дотрагиваться до пустот и обнаруживал
упругость плоти.
Что ж это, он становится невидимым?
Сварог оторвал взгляд от себя и…
Матросы, корабль, река – были и словно не были. Нет, другое.
Словно еще одна реальность наложилась на первую и проступала
сквозь нее. Проступала все явственней. Оттесняла первую.
Вспышка, рафинированно оранжевая, которую не сопровождало ни
звука, ослепила, заставила глаза искать спасение за шторами век. Взлетела рука,
ладонь накрыла глаза.
Сварог повернулся спиной к предполагаемому источнику света,
захотел оторвать ладонь от лица и приподнять веки. Захотел, но…
Но он уже видел. Берег, реку, корабль. А сам он стоял на
берегу с высоко поднятой рукой и слышал эхо своего собственного крика,
катящегося к кораблю с красно-зеленым флагом на корме, с двумя рядами
распахнутых пушечных портов, с бушпритом в виде золоченой конской головы.
Ну а дальше события происходили так, как однажды они же уже
происходили. С корабля его заметили и спустили большую шлюпку. Она стала быстро
приближаться, гонимая слаженной работой гребцов. На носу сидел человек с
арбалетом.
Сварог осмотрел себя. Это был он, без всяких пятен пустоты
на теле, в камзоле, а не в камуфляже, последний, надо полагать, лежит в виде
пепла там, где он его оставил, – вон за тем камнем. А уардах в ста от
Сварога вопил как резаный щенок.
История повторяется дважды. Теперь как фарс? Ну и конечно,
сразу всплыл в памяти визит в лже-Магистериум, где его, малоопытного в
магических делах, пытались одурачить, подсовывая – правда, довольно хорошую –
копию. Неужели еще раз прокручивают ту же пластинку? Это легко проверить.
Сварог задействовал «третий глаз». Тот ничего нового не
привнес.
К берегу приближалась просто шлюпка с просто людьми.
Корабль, реальный и без нежити на борту, ждал, опустив якоря на грунт,
возвращения своих.
«А ты думал, Хелльстад так просто возьмет и отпустит? Не
поиздевавшись, не попробовав доконать. Но что же все-таки, черт возьми,
происходит?»
Хрустнула днищем по мелководью шлюпка, человек, имя которого
Сварог уже знал, навел на него свой арбалет, заряженный стрелой с серебряным
наконечником, как и в первый раз – небрежно и умело.
Майор ничуть не удивился, когда услышал, как Борн произнес:
– Ну, и что вы нам интересного скажете?
Он им мог сказать много интересного. Но предпочел
разыгрывать известную пьесу с заученными репликами. А то чего доброго наплетешь
не того, так и вообще не возьмут на корабль. Оставаться в Хелльстаде почему-то
ой как не хотелось, чего, похоже, и добиваются остроумные устроители спектакля
с повторением пройденного.
– Мне бы убраться отсюда. Тут неуютно.
Разумеется, в ответ раздался дружный гогот.
«Интересно, – подумал Сварог, – а если я отступлю
в чем-то, в какой-нибудь ерунде от намеченной программы, ну, скажем, изменю
лишь одну свою фразу, то что – выстроится совсем новая цепочка
вопросов-ответов, действий-поступков? И что будет на ее конце? Эх, знать бы,
что ждет на конце уже отыгранной цепочки, новый отброс назад или как…»
Но пока Сварог придерживался известного сценария.
– Забирайте собаку и лезьте в лодку. Живо! – как и
полагалось ему, скомандовал Борн.
Сварог, естественно, так и поступил.
Совпадения, создававшие у графа Гэйра нехорошее впечатление,
что он – марионетка в кукольном театре абсурда, продолжались. Так же встретили
его на борту «Божьего любимчика» капитан и боцман, слово в слово повторили уже
слышанное им. Впрочем, и Сварог повторял сам себя.
Отступление случилось после, в капитанской каюте. Может,
Сварог, когда его монологи стали пространнее, не повторил себя дословно, может,
еще чего, но его собеседники, говоря о том же, в общем, что и раньше,
употребляли другие слова и выражения. Встал Зо не слева, как тогда. А Блай, это
определенно, не поправлял кинжал за поясом. В мелочах пошла уже совсем другая
пьеса…
Но скрупулезно точно повторилась концовка. Хлопки, два
подряд, «распад» тела, оранжевая вспышка…
И вот он опять кричит, опять спускается шлюпка, опять и
опять…
Сварог понял, что звереет. Что повторись такое еще пару раз,
и он встретит шлюпку уже звездочками из шаура. «Спокойно, спокойно, –
принялся уговаривать он себя, – выход должен быть. Ну, посадили тебя в
петлю времени, так это, кажется, называли фантасты, ну вот и вспомни, как их
герои выпутывались из переделок».
Шлюпка в третий раз приближалась к берегу. А Сварог
вспоминал просмотренное и прочитанное на тему времени и его парадоксов, но
ничего подходящего не обнаруживал ни в земном багаже, ни в таларском.
Но его зацепило слово «время», и в голове сложилась пускай
бредовая, пускай отчаянная, но все ж какая-то идейка. За неимением лучшего…
Петля, порожденная магической или технической, без разницы,
мыслью, готовилась как ловушка для людей, принадлежащих местному времени и
пространству. И кто знает, может, в отлаженном механизме петли что-нибудь да
нарушится, окажись вместе с ним, с мышью, чего уж там, угодившей в эту
мышеловку, предмет, не предусмотренный в этом времени. Никак не могущий здесь
оказаться. Что-то совсем земное, совсем не таларское. И вместе с тем легко
представимое, знакомое, родное по прошлой жизни.
