Прогремел четвертый взрыв. На сей раз Сварог увидел сквозь
путаницу такелажа, как далеко за кормой взлетел белопенный столб – в точности,
как вчера, когда он впервые увидел корабль.
У выреза в борту стояли трое матросов. Двое держали узкий
жестяной желоб, уложив его второй конец на планшир, а третий укладывал
небольшой бочонок. Что-то сделал, стоя спиной к Сварогу, над бочонком взлетело
облачко белого дыма, те двое приподняли желоб, и бочонок, оставляя за собой
сизую струйку дыма, с рокотом улетел за борт. Все уставились за корму. Сварог машинально
стал считать. На десятой секунде громыхнуло, прямо в кильватерном следе взлетел
столб воды. Все трое переглянулись с чувством исполненного долга, положили
желоб и праздно расселись на палубе, двое вытащили короткие трубочки, третий
принялся лениво пощипывать струны виолона (Сварог уже успел заметить, что у
здешних морячков есть два любимых способа убивать свободное время: дымить
табаком и тренькать струнами.)
– Все нормально, милорд, – бросил один, заметив
Сварога. Сварог узнал его: вчера в шлюпке именно этот тип угрожающе чиркал себя
пальцем по горлу. – Так, балуемся для порядка… Вы нам не покажете ли фокус
с табачком? Очень он у вас духовитый…
Сегодня, однако, морячка было не узнать – он так и лучился
добродушием. Очевидно, боцман Блай уже разъяснил местному населению политику
партии в отношении высокого гостя. Сварог поразмыслил, как вести себя с этими
головорезами, и решил, что стоит поддерживать дружеские отношения; поэтому,
оделив их извлеченными из воздуха сигаретами, присел рядом на бухту каната и
тоже задымил первой утренней. Кроме них, никого на палубе не было, «Божий
любимчик» шел под тремя верхними парусами довольно ходко. А вот приятели
матроса-мордоворота почувствовали себя малость неуютно – видать, не положено
было простолюдинам рассиживаться рядом с графьями. И, помаявшись, под разными
предлогами покинули компанию. Оставшийся же мордоворот, напротив, ничуть
соседства не стеснялся.
– Кто-то вам определенно ворожит, милорд, – со
знанием дела сказал он, попыхивая сигареткой. – Мы тут промеж себя как раз
говорили. Чтобы вот так из Хелльстада выбраться – везение нужно в кармане
носить нешуточное…
Сварог и сам так думал. На душе стоял блаженный покой, вдали
проплывали скалистые берега. Хотелось с кем-нибудь поговорить по душам.
– Тебя как зовут? – спросил он для поддержания
беседы.
– Ордин, ваша милость.
Хлопали на ветру паруса, за кормой монотонно бурлила вода,
рождая белые бурунчики. Поскрипывали снасти, с камбуза доносился аромат
готовящейся баланды.
– Скажи-ка мне, Ордин, ты зачем из пушки палил
спозаранку?
Мордоворот ухмыльнулся во весь свой щербатый рот.
– Это, ваша милость, мы водоросли отгоняем. В здешних
местах водоросли водятся – жуть какие вредные. К килю или там за руль
цепляются, и корабль ни взад, ни вперед. Шлюпку спустишь, тут-то они всем
скопом и набрасываются.
– А ежели шлюпку не спускать?
– А ежели не спускать, то до посинения на стрежне
проторчать можно. Ни в жисть по-хорошему не отцепятся, падлы. Страшное дело!
Сколько народу полегло, пока догадались, как с ними совладать. – Он
выбросил окурок за борт.
– Ясно, – протянул Сварог. – Ты сам откуда
будешь?
– Из Глана… Я, ваша милость, хотите верьте, хотите нет,
сын тамошнего барона. И не какой-нибудь, а самый что ни на есть законный, между
прочим.
Сварог недоверчиво покосился на матроса. Тот непроницаемо
смотрел вдаль, ковыряя пяткой надраенные доски палубы, и не понять было, правду
ли он говорит.
– Как же тебя сюда занесло?
Ордин передернул плечами.
– Отец мой женился во второй раз. А невесте-то всего
восемнадцать стукнуло. Усекаете? Ну, и у нас с ней любовь приключилась.
По-серьезному, а не просто… – Он выразительно сунул указательный палец
левой руки в неплотно сжатый кулак правой. – Во. А папашка мой прознал про
это дело, осерчал и приказал своим псам нас обоих ночью придушить. Ну, я-то
отбился, а она, бедняжка, не успела. Поэтому я наутро с папашей по душам
поговорил и – сразу в порт, на первый попавшийся корабль, чтоб, значит, за
отцеубийство не повязали.
Голос спокойный, взгляд безмятежный. То ли врет, то ли нет.
Сварог хмыкнул и тут же устыдился. Верилось с трудом, но –
чего только в этой жизни не бывает… Чтобы переменить тему, он взял у
мордоворота виолон, побрякал по струнам, разминая пальцы, и поинтересовался:
– А ты не слыхал случайно, что это в Хелльстаде за девицы,
которые ниже пояса – змеи? И песни вдобавок поют…
– Ну, не то чтобы ниже пояса… – раздумчиво сказал
матрос. – Чуть пониже, чем ниже пояса, болтают. Находились смельчаки,
которые их даже и огуливали, поскольку повыше змеи – очень даже добрый товарец.
Только сам я сомневаюсь что-то, чтобы имелась у них женская потаенка…
– Имеется, – сказал Сварог. – Сам видел.
– А, все равно. Ты ей всадишь с полным прилежанием, а
она тем временем голову откусит, на то и змея… – Он помолчал и философски
вздохнул: – Все бабы – змеи.
– Глубокая мысль.
Сварог, перебирая струны, нащупал, кажется, мелодию самого
необычного в его жизни ночного концерта:
Покуда два птенца, крича,
рвались друг к другу,
Мы, нежно обнявшись,
кружили над землей,
Я с нею танцевал под солнечную вьюгу,
Во сне и наяву она была со мной…
Матрос вскочил с изменившимся лицом – из-за спины Сварога
появилась огромная жилистая лапа и прихлопнула жалобно звякнувшие струны. Лапа
принадлежала боцману Блаю, он возвышался над Сварогом, прямо-таки лязгая зубами
от ярости.
Сварог медленно поднялся, от растерянности едва не встав
навытяжку, как проштрафившийся юный лейтенантик. Явно он сделал что-то не то:
очень уж испуганно смотрел матрос – на него, не на боцмана.
– Охренел? – злым шепотом рявкнул наконец Блай
Ордину. – Совсем уж? Мы еще в Хелльстаде, но соображать-то надо, бабку
твою вперехлест через клюз… Кончай серенаду. С милорда взятки гладки, а
ты-то? – Он всерьез замахнулся. – Работы нет? Может, опять хочешь
якорь поточить? А ну, марш вниз!
Матроса как ветром сдуло.
– Что случилось? – с искренним недоумением
поинтересовался Сварог у Блая.
– А то. Нельзя, милорд, таких слов под открытым небом
произносить.
– Каких – «таких»?
– Хоть милорд, а темнота, – вздохнул Блай и
наклонился к самому уху Сварога, щекоча щеку усами. – Забудьте слово
«вьюга».
– Почему?
– Потому. – Говорил он очень серьезно и очень
тихо. Будто кто-то мог их подслушать – а ведь на палубе, кроме них, не было
никого. – Вы о Шторме слышали?
