Зо поколебался. Потом перевел взгляд на Ордина. Потом –
Сварог даже не сообразил, что случилось, – голова матроса мотнулась назад,
и он кулем повис на руках крепышей, обалдело тряся копной немытых волос; на его
губах показалась кровь. А капитан уже отвернулся от вора, дуя на костяшки пальцев,
приказал негромко:
– Шлюпку на воду. Этого связать. И на берег.
И удалился с палубы.
– Шлюпку на воду! – продублировал приказ Блай.
Несколько матросов бросились к лебедке. Крепыши умело, в
мгновенье ока связали Ордину руки за спиной невесть откуда взявшейся веревкой
(наверное, приготовили загодя, зная, чем дело может кончиться) и потащили к
шлюпке. Перекинули тело через борт, залезли следом. Заскрипели деревянные
блоки, и небольшая, подвешенная на канатах лодка медленно, рывками исчезла за
бортом корабля. Немного погодя до Сварога донесся тихий плеск – а также
послышались вопли Ордина, пришедшего в себя после капитанского хука:
– Капитан, да он сам мне его подарил!.. Ну спроси у
него, капитан!.. Он же врет все!.. Ты кому веришь – мне или этому лордику?.. Он
же лар!.. Он нарочно мне его подсунул!.. Да я верну ему этот перстень хренов!..
Капитан!!!
Весла уверенно и ритмично толкали шлюпку к берегу, и вскоре
крики вора слились в далекое неразборчивое вякание.
Вся команда столпилась у борта. Молчали. Смотрели.
– Жестоко, – наконец негромко произнес Сварог,
наблюдая, как крепыши развязывают Ордина, спихивают на мелководье и, слаженно
работая веслами, разворачивают шлюпку. – Погибнет ведь. Хелльстад
как-никак.
– Невелика потеря… – буркнул Блай. – А может,
и не подохнет, акулья отрыжка. До границы лиг семьдесят всего.
Ордин носился взад-вперед по берегу, размахивал руками и
орал что-то.
Сварог вздохнул, пытаясь отогнать чувство, будто именно он
виноват в происшедшем.
– А еще сын барона…
Блай в недоумении воззрился на него:
– Кто – сын барона? Этот?
– Ну, – кивнул Сварог, уже смекая, что круто
лопухнулся.
– Он сам вам сказал?
– Ну…
– Эх, милорд, вы как ребенок малый, честное
слово! – Блай смачно сплюнул за борт, не замарав роскошные усы. Шлюпку с
крепышами уже поднимали на борт. – Он такой же сын барона, как я – жрица
Великой Матери. Зо его в одном снольдерском кабаке подобрал – и то из-за того
только, что он ножи метал мастерски. Беглый каторжанин он, и ничего больше.
«Сын барона», полбочки тухлой трески мне в глотку… – Он повернулся к
матросам и заорал: – Ну? Чего зенки вылупили, рыбьи потроха? По местам! Паруса
ставить, с якоря сниматься! Живо у меня!
…«Ко мне», – приказал Сварог мысленно и заранее
отодвинулся назад, но все равно не рассчитал – молнией метнувшаяся сквозь
закрытую дверь каюты туманная полоса ударила его в грудь, отшвырнула к стене и
обернулась весело гавкавшим щенком.
– Сидеть! – рявкнул Сварог вслух, с усилием
отклеивая себя от стенки. Щенок торопливо плюхнулся на зад, взлаял, но,
конечно, долго не усидел – тут же вскочил и бросился лизать лицо. Сварог тщетно
уворачивался, приговаривая: «Тихо, тихо, Акбар, сидеть!», – но туманная
полоса улетучилась наружу.
Борн все ж таки отыскал комбинацию заклинаний, позволяющих
держать неугомонного Акбара на своеобразной магической привязи – увы,
несовершенной, но в данном случае привередничать не приходилось. Однако пока
сажать щенка на «цепь» Сварог не хотел: пусть порезвится.
Он распахнул створку окна: до иллюминаторов здесь еще не
додумались. «Божий любимчик» уже покинул пределы Хелльстада и шел на всех
парусах вниз по течению. По обе стороны тянулись зеленые равнины, перемежаемые
кое-где поросшими лесом округлыми холмами; река была пуста. На палубе
меланхолично позванивали струны виолона, и кто-то лениво напевал старинную
балладу «Былые годы Сегулы»:
Были бурными года,
Скалы – белыми.
Только все уж, господа,
Ставки сделаны.
Дремлют скучные года
Немо, глухо,
Пусть вода вам, господа…
Вдруг песня оборвалась. На палубе забегали, началась суета.
Дважды коротко свистнула боцманская дудка.
Сварог выскочил на палубу. Акбар мирно лежал у мачты,
обстоятельно догладывая кость от здоровенного окорока. Кок Мышиный Соус, на сей
раз ничуть не обратив внимания на очередную реквизицию его запасов, вместе с
другими стоял у правого борта. Моряки возбужденно орали, пихая друг друга
локтями, вытянув руки, указывали друг другу куда-то.
Сварог отыскал свободное местечко у фальшборта, достал
подзорную трубу, выменянную у судового плотника на десяток серебряных звездочек
из шаура (стрелять пришлось в подушку).
На небольшом расстоянии от реки, заметно отставая от
«Божьего любимчика», но двигаясь параллельным курсом, скользило над землей
нечто странное. Черный прямоугольник плыл в воздухе, волнообразно, плавно, едва
заметно выгибаясь, а над ним, словно прикрепленный невидимым шпеньком к
определенному месту этой непонятной штуки, висел белый шар, и на его боку,
обращенном к кораблю, немигающе пялился глаз – без век и ресниц, с желтой
радужкой и белым кошачьим зрачком. Зрачок то сокращался, то разбухал. Сварогу
почудился в этом некий ритм, и тут же кто-то вырвал у него трубу.
– Осторожнее! – сказал штурман Борн. – Не
стоит смотреть на него слишком долго. Значит, они продвинулись дальше… – В
его голосе звучала тоскливая обреченность.
– Кто? – спросил Сварог.
Штурман промолчал. Свистнула дудка, на реях перекликались
матросы. «Божий любимчик» ощутимо замедлял ход.
– Канониры, к орудиям! – прогремел с мостика
усиленный рупором голос капитана Зо. – Верхняя палуба, три орудия поочередно,
от юта – огонь!
Корабль слегка качнуло, под ногами трижды прогрохотало, над
рекой поплыл густой пороховой дым. Раздался посвист картечи.
Первый заряд прошел впереди загадочного создания – гораздо
правее от него, по его курсу взлетела земля. Остальные, то ли один, то ли оба,
накрыли цель. Там, где только что были прямоугольник с шаром, закрутился
спиралью столб густого черного дыма, пронизанный ядовито-зелеными вспышками,
раздался отвратительный, злобный, жалобный вой, издать который могло лишь живое
существо, – и тут же оборвался.
Дым превратился в антрацитово-черный, почти материальный,
неподвижный столб, тут же осевший на землю кучей пыли с далеко разнесшимся
сухим скрежетом.
– По местам! – заорал капитан Зо. – Черта не
видели?
Люди стали расходиться, возбужденно гомоня.
– Бог ты мой, что это такое было? – спросил
Сварог.
Борн ответил вопросом:
– Вы помните, что изображено на картах на севере
континента?
