На коммуникаторе высвечиваются координаты локации, в которой мы должны оказаться через час. Башня «Гиперборея». Никогда не слышал. И находится у черта на рогах. Успеть бы ко времени…
Вытаскиваю из шкафа мешок с комплектом формы, перекладываю туда маску и шокер — и все, я готов. Натяну на себя черное ближе к делу, незачем преждевременно нервировать обывателей.
Из мешка несет розами: в моей прачечной они почему-то ароматизируют одежду этой дрянью. Не всем причем, а только «любимым клиентам». Я, ясное дело, любимый: мне приходится стираться у них ежедневно. Сводить с формы чужую кровь, мочу, пот, блевотину. Сколько раз я просил у них обходиться без этой розовой отдушки, но систему, видимо, не перебороть.
Поэтому на службу я являюсь, всегда благоухая как педик. Хорошо, что Даниэль стирается в такой же прачечной, так что и он пахнет розочками, а насчет Даниэля никто из наших шутить не станет.
Я вливаюсь в тысячеголовое человеческое стадо, которое медленно течет к транспортному хабу. В башне «Наваха», где находится моя конура, расположен один из главных терминалов скоростных туб. Поэтому, собственно, я ее и выбрал: минута в лифте — и ты на вокзале. Еще полчаса — и вкалываешь кому-нибудь акс. Все по графику.
Я вообще практичный парень.
Люди вползают в горлышко главного входа, набиваются в распределитель, толкутся там, пока не отыщут свой гейт, — и только отстояв очередь на посадку, наконец рассаживаются по вагонам скоростных туб, чтобы разлететься кто куда. Давка внутри хаба кошмарная. Конструкция продумана великолепно: архитекторы явно вдохновлялись образом мясорубки. Мне с моей любовью к толпе и томящимися в неволе рыбками — сейчас самое оно, чтоб окончательно слететь с винта.
Какой у меня гейт? Какая это туба? Какое направление? Что мне снилось?
— Даниэль! — говорю я коммуникатору. Молчание. Раз, два, три…
— Какого?! — сипит перекошенная рожа на экране. — Четыре ночи!
— Ты проспал?! — сиплю я в ответ. — Посмотри на комм! Вызов!
— Какой еще, к едреной матери, вызов?!
— Башня «Гиперборея»! Срочно!
— Погоди… — Он сосредоточенно сопит, отматывая полученные сообщения. — Это во сколько тебе пришло?
— Пятнадцать минут назад!
— У меня ничего нет.
— То есть?..
— Меня никуда не вызывали.
— Ты шутишь?
— Я тебе говорю: у меня ничего.
— Ладно. Я… Я узнаю у Эла. Извини, что поднял…
Прежде чем рассоединиться, мы еще несколько секунд молчим. Даниэль подозрительно смотрит на меня с запястья. Сна ни в одном глазу. Я тоже просыпаюсь.
Мы — звено. Одна семья. Единый организм. Он — кулак, Эл — мозг, я — глотка… Остальные — руки, ноги, сердце, желудок, все такое. Всегда вместе. На всех рейдах, на всех операциях. Состав звеньев не меняется, разве что если кого-то укатают в госпиталь. Разве что если…
Но Даниэль в порядке. Он в порядке! С какой стати его отстранять? Может, он в прошлом рейде наделал дел? Откуда мне знать, что у них там случилось, пока я обрабатывал молодых мамаш?
И все равно — это как ампутация. Даниэль — наш, а мы — его. Не нужно нам никаких чужаков в звене. Не хочу я, чтобы вместо кулака нам чей-нибудь хер приштопали! Мне и этого прыщавого подростка на месте Базиля достаточно.
— Эл! — требую я у коммуникатора. Звеньевой тоже отвечает не сразу.
— Что еще у тебя стряслось? — Голос недовольный, хриплый со сна.
— У меня-то все прекрасно, за исключением того, что я понятия не имею, где эта ваша долбаная «Гиперборея». Где встречаемся? И что с Даниэлем?
— Что с Даниэлем? — тупо повторяет Эл.
— Это я тебя спрашиваю! Почему его сняли с рейда? Что-то серьезное?
— Понятия не имею… Вечером только разговаривал. Погоди… С какого рейда?
— В «Гиперборею»! Ты где вообще? — Я пытаюсь разглядеть, что там у Эла на фоне.
— Ты нажрался опять?! — вдруг орет он.
— Что?
— Опять, говорю, нажрался?! Какая еще «Гиперборея»?! Какой, в задницу, рейд?! Что ты лыбишься? Ложись, спи!
Он отрубается.
Я останавливаюсь — но толпа продолжает нести меня вперед, в горловину главного входа. О’кей, я покорно волокусь дальше вместе с рекой человеческого фарша — у меня нет сейчас сил сопротивляться. Пытаюсь понять, могу ли я выполнить приказ Эла и заснуть обратно в тот мир, где меня никуда не вызывали.
Проверяю коммуникатор. Сообщение о рейде на месте, координаты прежние. Рыбки в аквариуме начинают нервничать. Похоже, ситуация несколько сложнее, чем видится Элу. Белой горячкой тут не обойдешься.
Толпа еле уминается в жерло транспортного хаба. Прорвавшись внутрь, в громадное помещение под экраном-куполом (самый большой рекламный носитель в Европе!), сплошной бурлящий поток голов разбивается на сотню ручейков: каждый устремляется к своему гейту. Тубы подходят к стенам круглой башни на нескольких уровнях по касательной. Прозрачные, как шприцы, поезда останавливаются, насасываются толпой и улетают в темноту.
Какой гейт мой? Куда мне? Кто меня вызывает?
Игрой течений меня выносит в середину этого моря; я попадаю в какую-то мертвую точку, где меня перестают сердито пихать и подталкивать, оттирать локтями и тащить за собой — и предоставляют мне валандаться самому по себе, лениво трезвея.
И только тут до меня доходит окончательно: ни Даниэля, ни Эла никуда не вызывали. И все остальные наши тоже продолжают сопеть в своих койках. Это мой личный рейд. Задание от господина Шрейера. Первая операция, которой я должен командовать сам. Шанс стать человеком. Такой, может, раз в жизни дается.
— Время! — говорю я коммуникатору. Осталось полчаса, отвечает он мне.
— Маршрут к башне «Гиперборея»!
На одном из рейдов был случай: пока Эл допрашивал каких-то мамаш, мне пришлось успокаивать рассопливившуюся девчонку лет трех. Понятия не имел, что делать с этой мартышкой. Хорошо, под руки подвернулась ее игра: куча запутанных ходов, похожих на вываленные кишки, в одном конце — кролик с опущенными ушами, в другом — домик с горящими окошками. «Помоги заблудившемуся зайчику найти дорогу домой». Лабиринт. Надо пальцем провести по экрану от гребаного зайца до гребаного домика. По мне — так себе развлечение, но девчонку оно просто загипнотизировало, так что она не мешала Элу вкалывать ее маме старость.
Помоги заблудившемуся зайчику найти дорогу от хаба до башни «Гиперборея», Господи.
— Гейт семьдесят один, отправление поезда через четыре минуты.
Черт знает, как часто они ходят. Опоздаю на четыре минуты — могу опоздать навсегда.
Озираюсь вокруг, отыскивая светящиеся цифры «71». И тут накатывает…
