И сталь неплохая. Благородного серо-голубого цвета.
Но вот…
Примерно на половине длины клинок наискось перечеркивала трещина.
– Сломанный меч… – прошептал я.
– Сломанный меч? Название красивое, но, боюсь, не вполне правильное, – проворковал сбоку Валентин Валентинович. – Вы можете идентифицировать этот меч? А «сломанный меч» оставим писателям-фантастам.
Я продолжал рассматривать оружие, все больше и больше убеждаясь, что оно мне не по зубам. И не потому, что мною прочитано мало научных статей, монографий, справочников, иллюстрированных каталогов, мало я провел времени в запасниках музеев, хранилищах и экспозициях в разных странах мира. А потому, что на выставках этот меч не появлялся, и упоминаний о нем в книгах и альбомах не было тоже. Так что мне осталось лишь строить предположения – не слишком-то это добавит авторитета.
– Я датирую изготовление меча одиннадцатым или двенадцатым веком. Выковали его либо в Северной Европе, либо на Руси. Возможно, в Литве или Польше, но, скорее всего, на Руси. Думаю, меч принадлежал знатному человеку. Князю или даже великому князю…
Внезапная боль скрутила мне внутренности в тугой узел. Будто святой воды хлебнул или серебряный кинжал в живот воткнули. Неужели из-за меча?
Но в следующий миг я уже разобрался в своих ощущениях. Мы, вампиры, чувствуем состояние своих слуг крови. Знаем, когда они радуются, а когда грустят, когда переживают, а когда спят спокойно. Не случайно я чувствовал тревогу Збышека, если увлекался опасными авантюрами. А сейчас моего слугу попросту убивали. Его боль не могла не передаться мне.
– Что с вами, Анджей? – участливо, но с ноткой раздражения спросил Валентин Валентинович.
Слова доносились почему-то сверху.
Я с удивлением обнаружил, что стою на четвереньках.
Кишки продолжало скручивать в тугой узел и разрывать на клочки.
– Мне не по себе, – отвечал я, с трудом поднимаясь. – Простите меня, пожалуйста, я должен идти.
Боль не утихала, а значит, Збышек еще жил. Страдал, но жил. Возможно, я успею его спасти.
– Если желаете, я приглашу своего личного врача, – предложил коллекционер. – Но я хочу, чтобы вы завершили экспертизу.
– Я прошу извинить меня, – повторился, пошатываясь и делая шаг к выходу, – но я должен идти. Объяснения потом.
– Мне не нужны никакие объяснения, – миллионер преобразился на глазах, будто по мановению волшебной палочки. Радушный хозяин, добрый и слегка простоватый любитель старины, вдруг стал опасным хищником, готовым убить, не задумываясь, только лишь потому, что его волю отказались выполнять. Ну или отдать приказ на убийство. – У нас с вами договор. Я плачу деньги, и немалые. Поэтому хочу, чтобы вы выполняли свою часть договора.
– Плевать мне на ваши деньги, – впервые с начала знакомства я говорил с ним искреннее, чему, несмотря на тяжесть и неопределенность ситуации, несказанно обрадовался. И отчеканил:—Я. Должен. Уйти.
Сделал второй шаг.
Боль медленно стихала. Возможно, вампирская натура, справляющаяся с любой хворобой, брала верх, а возможно, жизнь покидала моего слугу и неизменного спутника.
Валентин Валентинович засуетился. Он привык, когда ему подчиняются. Его слово – закон. Его воля – заповедь со скрижали Моисеевой. Деньги и власть убедили его в собственном величии. Всесилие, пусть даже оно зиждется на такой зыбкой основе, как банковский счет и успешный бизнес, развращает.
Мне почти удалось добраться до выхода, но тут клиент, отчаянно хрюкнув, отважно загородил двери пухлым тельцем.
– Стой на месте, ублюдок польский! Да я тебя с дерьмом смешаю, мразь!
Храбрец! Я бы сказал, безрассудный храбрец.
Даже в нынешнем своем состоянии, скрученный адскими муками, я мог бы сломать ему хребет легким движением руки. Мог бы вырвать пальцами глотку и вышвырнуть в форточку. Мог бы наступить на одну ногу и, дернув за вторую, разорвать пополам…
Но я никогда не убивал людей без нужды. Только ради пропитания или защищаясь.
Голода я не испытывал. Серьезной угрозы этот вставший на задние лапы байбак
[34]
не представлял.
– Пошел прочь… – прошипел я, из последних сил сдерживаясь, чтобы не пугнуть его клыками. Зачем? Может быть, он одумается, и мы еще будем сотрудничать долгие годы?
– Я тебя в асфальт закатаю, умник хренов! – взвыл миллионер дурным голосом, стараясь не столько запугать меня, как привлечь внимание охраны.
– С дороги, червяк! – Схватив его за рукав дорогого халата, я отправил преуспевающего бизнесмена кувырком в угол. Оставалось надеяться, что он ничего не сломает по дороге. Я имею в виду шею или ногу.
Распахнув двери, я вывалился в гостиную.
Страдания Збышека больше не терзали мое нутро, отдаваясь тупой ноющей болью.
Успеть бы!
– Эй! Ты чего это?
Широченная фигура Витька возникла передо мной, перегораживая выход.
Глава десятая
Збышек
Телохранитель явно спешил на зов хозяина, но удивился, увидев меня.
– Ты… это… – оторопело промычал он.
Позади хлопнула о стену резная дверь, мгновением спустя о пол с треском ударилась рухнувшая картина. По-моему, подлинник работы Шишкина.
– Держи его! – зло каркнул Валентин Валентинович.
Витек попытался сграбастать меня за рукав. Двигался он на удивление быстро для своего телосложения. Но недостаточно быстро, чтобы поймать вампира. Я шагнул в сторону, и грузная туша пролетела мимо.
Вот и прихожая – лестница из мореного дуба, балясины и перила покрыты золоченым узором. Внизу озирались еще два охранника. Один с полицейской дубинкой, а второй прижимал к уху какое-то переговорное устройство с подрагивающей антенной.
Ничего. Прорвемся.
Я преодолел ступени в два прыжка. Телохранители российского нувориша так спешили мне навстречу, что столкнулись у меня за спиной.
– Дорогу, ушлёпки!
О! А это уже Витек оправился от пережитой неудачи.
– Стой, козел! – заорал он мне.
– Уйдет – всех уволю! – подал голос Валентин Валентинович, благоразумно остававшийся в гостиной. Видно, чуял – дело запахло жареным.
– Стой, пидор! – Витек так топал по лестнице, что мне на миг стало ее жаль.
Только зря он меня оскорбил. Гомосексуальность не приветствуется в среде кровных братьев. По крайней мере у мужской ее половины. А я к тому же воспитан в традициях польской шляхты, а не, скажем, западноевропейской культурной богемы.
Я остановился, как он и просил. Повернулся, с улыбкой ожидая приближения верного пса, науськанного господином.
