Тем временем на Речь Посполитую обрушились страшные испытания.
Вначале взбунтовалось украинское казачество. Богдан Зиновий Хмельницкий выступил против засилья польской шляхты. Люди били друг друга под Пилявцами и под Желтыми Водами, под Корсунем и под Зборовым. Горели села и города. Толпы беженцев наводняли тракты. В лесах от Киева до Варшавы с небывалой силой разгулялись дикие вампиры и «звери». Я не мог не откликнуться на призыв пана Ладвига – старому бойцу за чистоту рядов кровных братьев требовалась помощь.
Гоняясь за гнездами дикарей по лесам, мы прозевали Зборовский договор
[114]
и Переяславскую раду
[115]
. Теперь я уже и не знал – стоит ли возвращаться в Киев, к Амвросию, или просить прощение у Лешко Белого, или вообще отправиться навсегда в Англию к дорогой моему сердцу Агнессе.
А через год на Польшу обрушился шведский потоп. Король Карл Десятый вторгся в пределы Польши. Ему помогали герцог Бранденбургский и изменник Януш Радзивилл. Мое отечество вновь погрузилось во тьму и кровавую неразбериху. Самое страшное, что впервые за многие века существования кровных братьев одни из них выступили против других. С тех пор я наблюдал подобное лишь дважды: во время Наполеоновских войн французские кровососы возомнили о себе невесть что и помогали Великой армии поработить Европу, и еще раз – во Вторую мировую войну, когда германские вампиры в большинстве своем сотрудничали с нацистами и вместе с ними двинулись на уничтожение славянских народов, включая и кровных братьев славянского происхождения. Но шведы всех опередили. Вместе с войсками людей в Померанию и Восточную Пруссию вторглись отряды отлично обученных вампиров-убийц.
Они рассчитывали увидеть разобщенные княжества, изнуренные междоусобицей, обескровленные и обезглавленные, да не тут-то было! Да, варшавского князя северянам удалось застичь врасплох и уничтожить. Но Князь Лодзя бежал во Вроцлав и там уже со Збигневом Владиславичем засел насмерть, не давая войти в город шведским вампирам. В это время на юге Лешко Белый умело использовал подготовленную мной и паном Ладвигом маленькую армию молодых вампиров. Династия Пястов вновь показала себя как опасные и непредсказуемые противники.
Конечно, нашим приходилось нелегко. Шведов вели такие могучие князья – между собой они называли себя конунгами, – как Хакон Рыжий, Ульдор Крылья Тьмы, Свен Сигурдассон Секира, даже Хальфдан Опарыш, бывший некогда любимым учеником самого Харальда Кровавый Зуб, правившего в Дании шестую сотню лет. Они отличались мощью, коварством, богатым опытом сражений. Поляки же, за редким исключением, могли противопоставить захватчикам лишь боевой задор юности и чувство родной земли. Когда некуда отступать, дерешься с особой яростью.
Забыв об обидах и княжьей немилости, я устремился ко двору Лешко Белого. Был принят. Не скажу что ласково, но с пониманием. Внутренние разногласия отступают на задний план, когда речь заходит о Родине.
И началась игра!
Как сказать иначе, когда добыча вдруг становится охотником, а потом они меняются местами, а потом опять, и все повторяется сначала. Вампиры-скандинавы сломались раньше, чем люди. Не без гордости я рассказываю о своем участии в жестком и непреклонном отпоре. Ведь среди человеческих войск хватало прославленных воинов, таких как пан Ежи Михал Володыевский. Но кровные братья победили раньше. Хватило развоплощения Ульдора Крылья Тьмы, которого в магической схватке одолел Яцек Малгожацкий, вассал князя Збигнева. Свен Сигурдассон, попытавшийся войти в Краков, уже захваченный человеческим войском шведов, во главе отряда своих белокурых головорезов позорно бежал, обезоруженный Гжегожем Пяткой, моим лучшим учеником. Высший вампир рассчитывал на легкую победу, а потом триста лет отращивал отсеченную вместе с секирой правую руку.
Князь Лешко направил нас с паном Ладвигом к Варшаве, куда с юго-запада двигался отряд под командой Яцека, одного из лучших магов среди кровных братьев, какого я знал.
Для похода фон Раабе вытащил откуда-то своего слугу крови. Я даже не знал, что у него таковой имеется. На моей памяти Ладвиг привык обходиться своими силами всегда и везде. Но сейчас помощь человека была необходима. Укрыться от дневного света мы могли в любом из разрушенных жилищ, которых и в Малой, и в Великой Польше находилось, благодаря непрерывным войнам, несчетное множество. А вот лошадей приходилось сторожить слуге. Иначе либо серые братья-волки, либо их двуногие сородичи-мародеры позаботились бы лишить нас возможности передвигаться быстро.
Пугливый курносый мужичок с Волыни первым забил тревогу, учуяв запах дыма с легкой примесью горелой плоти. Он начал озираться, всем видом давая понять, что предпочел бы любую другую дорогу, кроме той, что выбрали мы.
– Кому война, а кому мать родная, – задумчиво проговорил пан Ладвиг. – Нам ли бояться разбойников? Петрусь выяснил, что шведов отсюда выбила Лауданская хоругвь еще третьего дня.
– А может, второго дня они взад вернулись? – испуганно съежился Петрусь.
– И сидят, нюхают паленые хаты? – рассмеялся я. – Если даже ограбили местных людишек да красного петуха пустили, то давно уже убрались.
– Точно, – кивнул фон Раабе. – Поехали, нам до утра еще верст десять отмахать надо.
Его слуга горестно застонал и толкнул пятками мышастого меринка – неказистого, но выносливого.
Я подобрал покороче поводья гнедого, шпорой выслал его с места в рысь. В самом деле, чего зря время терять?
В этот миг затрещали кусты, будто сквозь них продирался крупный зверь. Я выхватил саблю, а пан Ладвиг обнажил меч, с которым, несмотря на новое освоенное им оружие, не расставался.
Увидев выскочившее на тропу существо, я сперва подумал о вампире-звере и лишь через несколько вздохов понял, что это – человек. Замурзанный, покрытый копотью, в драном кожушке и со слипшимися в сосульки волосами.
– Панове! – сдавленно крикнул он, замахав руками. – Панове! Не рубайте меня!
– Что же ты, песье племя, пугаешь честных путешественников? – окрысился на него Петрусь.
Мой конь снова шарахнулся, заплясал. Пришлось передернуть удила и снова поддеть горячий бок шпорой.
– Ты кто таков? – сурово вопросил пан Ладвиг.
– Я лесник местный, сын лесника… Збышеком меня кличут, – поклонился оборванец. – А скажите, ясновельможные паны, нет ли среди вас Анджея Михала Грабовского?
Фон Раабе бросил на меня предостерегающий взгляд, но я уже выехал вперед:
– Я – Анджей Михал. И что дальше?
– Прошу покорнейше простить, ясновельможный пан, – лесник сорвал шапку, кланяясь до земли. – Только там схоронились лайдаки, которые жизни хотят вас лишить… – Он махнул рукой себе за спину.
