– Печально, – вздохнула Гулльвейг. – Я тогда помогла тебе, а ты бежал от меня так, словно я покусилась на твою невинность.
– Я не был верен Фригг, пока она была жива, Мать Ведьм, но сейчас я не изменю её памяти.
– Думаю, она предпочла бы обратное, – фыркнула гостья. – Но я скажу тебе так: когда в твою дверь постучится Истинный Маг по имени Хедин, не отворачивайся от него.
Отец Дружин пожал плечами и бросил в огонь ещё одно полено, взвилась целая стая пламенных искр.
– Это нетрудно сделать, Гулльвейг. Если, конечно, он таки постучится. Или я должен сам отыскать его?
– Нет, бог О́дин. Ты ничего никому не должен – кроме меня.
– Обнадёживает, Гулльвейг.
– Конечно. Я всегда дарю надежду. Разве не так? Разве твой золотой меч не достаточное доказательство?
– Твою просьбу исполнить легко, – повторил Отец Богов, уклоняясь от прямого ответа. – Мне даже неловко. Ты отдала мне действительно могущественную вещь, а я…
– Вещи мертвы, бог О́дин. Кому, как не тебе, знать это. Просто вы, мужчины, так любите красивые игрушки… даже если вы проживёте века и века, внутри вы всё равно мальчишки. Иногда мне даже завидно. Хотела бы я… становиться такой… – она улыбнулась, – такой простой. Чтобы целью становилась бы разукрашенная рунами и чарами железка, лучше других способная рубить другие железки.
– Ты всегда умела красно говорить, Гулльвейг. Но всё-таки просьба твоя… кроме неё, ничего? Ничего больше? Не отказывать от дома молодому магу Хедину?
– И отвечать на его вопросы, – улыбнулась Гулльвейг. – На все. Какие б он ни задал.
– Нетрудное дело…
– Что-то повторяешься ты, Отец Богов, – лукаво сощурилась гостья. – Замышляешь чего-то? Не бойся, никто тебя не обманывает. Клятва твоя исполнена будет, слово даю.
– Не люблю я таких клятв, – как бы с раздражением проворчал Старый Хрофт. – Ты мне – талисман, а я тебе… Попросила б тоже какую диковинку добыть!
– Разве что меч Ямерта, – звонко рассмеялась Гулльвейг. – Не бойся, шучу. Мне эти игрушки без надобности.
– Ишь, гордая, – хмыкнул Старый Хрофт. – Меч Ямерта ей без надобности! Может, ты ещё и знаешь, где его добыть? И как?
– Знаю, – пожала плечами Гулльвейг. – Но мне он не нужен. Да и тебе тоже.
– А может, я это сам решу?
– Ох, бог О́дин, бог О́дин! Пропадёшь ты без женского пригляда. Затеешь какое-нибудь безумство и пропадёшь.
– Уж не станешь ли ты плакать, Гулльвейг?
– Может, и стану, откуда ты знаешь?
– Ничего я уже не знаю и знать не хочу, – махнул рукой Старый Хрофт. – Просьбу твою исполню, мага Хедина – приму, если он только сам назад не повернёт.
– А ты его испытай, – медовым голоском посоветовала Гулльвейг.
– И это нетрудно. Однако, гостья дорогая, скажи, зачем всё-таки…
– Не нужно тебе знать этого, бог О́дин, владыка мой. Волю мою ты обещал исполнить, вопросов не задавая.
– Обещал, – вздохнул Старый Хрофт. – Будь по-твоему.
– Вот и хорошо, – тьма сгустилась, окутав Гулльвейг словно плащом. – Прощай, Отец Богов, не скоро свидимся. Недосуг мне будет, дел уж слишком много. Большие дела затеваются, дела невиданные, но ты меня в них не ищи. Не там я буду.
– А где же? – не удержался О́дин.
– Ах, Отец Дружин, Отец Дружин! У Матери Ведьм своего начатого хватает. А боги, маги, восстания, войны – это ваши, мужские, забавы. Кончатся они в один прекрасный день, и миром займёмся мы, ведьмы. На наши плечи ляжет всё.
– Не могу дождаться, – съязвил Старый Хрофт.
– Ждать и впрямь долгонько придётся, – легко согласилась гостья. – Но что для нас с тобой время, друг мой?
«Какой я тебе друг?» – едва не брякнул Отец Дружин.
– Всё равно, – сказал он вслух. – Помня тебя в Асгарде, Гулльвейг, поневоле задумаешься.
– Что ж, тогда помогу, – она наклонилась к уху Отца Богов, быстро и горячо зашептала:
– Будут войны, будут походы и битвы. Пламя повсюду, огонь, смерть, как положено от века. Мать Ведьм видит и знает. Видит, как расступятся стены мира, как войдёт сквозь них чернота, что не чернота, и ночь, что не ночь, но Мать Ведьм останется незримой. Не стоит искать её и призывать, ибо справитесь без меня. И тебе лучше обо мне забыть, бог О́дин, пока не настанет час, пока не изменится мир, пока не прогремит по всему сущему и не-сущему гибель богов, великая, настоящая. Никто не поможет вам, кроме лишь вашего разума, а я, Мать Ведьм, займусь извечно женским: буду готовиться принять роды.
– Чьи?
– Нового мира, конечно же, – её губы слегка коснулись виска Старого Хрофта. – Если не удастся мужам, настанет черёд жён. Но не на поле битвы.
– Загадки, Гулльвейг, загадки…
– Таковы уж мы, ведьмы. Обожаем говорить загадками. Ну, прощай, бог О́дин. Мы увидимся. Хоть и не скоро. Да! Чуть не забыла. О Фенрире я позаботилась. Твой названый племянник в безопасности, Отец Дружин.
И она исчезла.
(Комментарий Хедина: никогда я не слышал от Старого Хрофта об этой встрече с загадочной Гулльвейг. Сам я этой особе никогда не придавал значения – в Упорядоченном преизрядно древних сил, Молодые Боги истребили их без числа, но и осталось немало. С иными мы оказывались в союзе, иные, окончательно обезумев, выступали против нас, иные оказывались в заложниках у сил молодых и дерзких, вроде так называемых «Безумных Богов», кого пришлось давить Гильдии Боевых Магов; иные так и оставались сами по себе, ни нашим, ни вашим; их не трогали ни мы, ни наши противники.
Прародительница ведьм, основоположница женской магии – но при этом никогда ни во что не вмешивавшаяся открыто. Загадочные сущности вроде Лунного Зверя всегда интересовали меня гораздо больше. Однако, перечитав эти строки Старого Хрофта, я невольно подумал, что эту самую Гулльвейг неплохо бы отыскать. Потому что уж больно всё это смахивало на заговор. Самый настоящий заговор, ну или чей-то «план» с большой буквы.
Не привык становиться мелкой тавлейной фигуркой в чьих бы то ни было руках.
Добавлено уже совсем на полях страницы, всё той же рукою Хедина:
Гулльвейг скрылась, подмастерья не могут отыскать никаких её следов.
Ещё дальше, иным пером и другими чернилами:
Специально вернулся к рукописи Хрофта – Гулльвейг нет нигде. Множество лет так называемая «мать ведьм» никак и ничем себя не проявляет. Она не в союзе с козлоногими, она не в союзе с Дальними. Она сама по себе и так запряталась, что не вдруг отыщешь. Подмастерья требуются в иных местах, поиски прекращаем.)
IX
Была весна. Старый Хрофт ненавидел весну. Ненавидел всем сердцем, потому что помнил, как оно было, когда отступали снега и Большой Хьёрвард оживал, дружно сбрасывая ледяные оковы. Радовались асиньи и асы, радовались эйнхерии, на время забывая даже о ратных забавах. Слейпнир весело нёсся сквозь легкие облака, и даже сумрачные гримтурсены на краткий срок забывали о собственной воинственности.
