– Я… я не хотела… я не желала… меня он вызвал, я не виновата! – взвизгнула демон.
– Знаю. А ты, убийца, готовый отдать двух путников, не сделавших тебе ничего плохого, на съедение этой твари, – тебе придётся заплатить.
Старый Хрофт пнул чёрную свечу.
Озарк взвыл, но демон с быстротой молнии пронеслась через потерявший силу отпорный круг, в один миг повалила колдуна на пол, сноровисто заломив ему руки за спину.
– Могу ль я удалиться? – прошипела она, глядя прямо на Старого Хрофта. – И забрать его с собой?
– А я думал, ты слопаешь его прямо тут, по вашему обычаю.
– Не-ет, – оскалилась в подобии ухмылки демон. – Мы с ним поиграем у меня. Какое-то время.
– Как хочешь, – пожал плечами Старый Хрофт, и прежде чем Озарк успел взвыть на прощание дурным голосом, демон сгребла его в охапку, исчезнув в фиолетовом сиянии.
– Вот так и только так, – сказал Отец Дружин, когда они с Хедином вернулись в таверну. – Демонам нет дороги в наш мир, если только их не вызовут. А вызывают их почти всегда отъявленные негодяи. Зачастую вызывание заканчивается тем, что заклинатель становится обедом для голодного чудища. Подобно волкам, прежде всего пожирающим больных и слабых, демонам тоже достаются… те, кто пойдёт на преступление и убийство ради своей алчбы или дурной выгоды. Демоны не дают скверным чародеям набрать особой силы, причём в отличие от судов земных их невозможно подкупить.
Хедин долго молчал в задумчивости.
– Жестоко, почтенный Хрофт.
– Жестока жизнь, – Отец Дружин пожал плечами. – Есть волки и овцы. Лисы и зайцы. Совы и мыши. Кто-то охотится, кто-то убегает. Хищник убивает для пропитания, поражённый жадностью чародей – ради мёртвого золота или власти, покупаемой за то же золото. Демоны страшны и отвратительны для нашего взора, однако они и полезны.
– Но если чародей окажется умелым? Злым, жестоким и бессердечным, но умелым? Если не допустит ошибки, и демоны станут на самом деле ему служить? Разве не сделается он источником ужасного зла?
– Сделается, – кивнул Старый Хрофт. – Как и злой правитель, атаман разбойников с большой дороги, чудовище, выползшее из какой-нибудь бездны. Зла много, у него множество ликов, однако оно всегда… здесь и сейчас. И нужны те, кто защитит других – здесь и сейчас. Не везде и всюду. А здесь и сейчас.
– Боюсь, что я не понимаю тебя, почтенный Хрофт.
– Нет никакого вселенского зла, молодой маг Хедин. Есть голодное чудовище, глупый великан, властолюбивый колдун, жестокий правитель, жадный деляга-ростовщик. И на его пути должны вставать не особые герои, а обычные люди, все, способные носить оружие. А если они не встают – то недостойны и лучшей участи.
– Жестоко, – поморщился Хедин.
– Как и сама жизнь, – пожал плечами Хрофт. – Слабые уходят, сильные живут. Великий закон, и не нам его отменять.
– Это несправедливо! – возмутился Истинный.
– Тогда бери дело в свои руки, – посоветовал Отец Дружин. – Бери дело в свои руки и устанавливай истинную справедливость. Защищай обиженных, спасай больных, корми голодных. И знаешь, чем это кончится?
– Обиженные будут защищены. Больные выздоровеют. Голодные станут сытыми. Чем плохо?
– Тем, что они станут уповать на тебя. Станут верить, что всегда найдётся кто-то другой, кто спасёт их, не они сами. Слабые и больные, спасённые твоим попечительством, дадут хилое, дурное потомство. Нет, молодой маг Хедин. Мои слова могут показаться жестокими, но я знаю – всё живущее есть часть великой цепи, и не нам перекладывать по своему усмотрению её звенья.
Маг Хедин только покачал головой.
– Разумные, смертные и бессмертные – не племенной скот, почтенный Хрофт. Нельзя говорить о них, как о диких зверях.
– Никто и не говорит, – пожал плечами Отец Дружин. – Однако законы живого едины для всех.
– Не для всех! Мы, Великий Предел, Истинные Маги, – стоим над ними!
– Рад за вас. А вот для прочих людей, эльфов, гномов и иже с ними – всё обстоит, как я и сказал. Защити, напои, накорми – и ты получишь орду нахлебников и бездельников, взывающих к тебе и требующих с тебя «помощи». Нет, молодой маг Хедин. Есть волки и есть волкодавы. Так было и будет, не нам нарушать естественный ход вещей.
– Вся магия уже сама по себе есть нарушение «естественного хода вещей», – возразил Хедин. – Но ты заставил меня задуматься, почтенный Хрофт. Установить свою, истинную справедливость… в этом что-то есть, досточтимый. В этом что-то есть.
(Комментарий Хедина: Старый Хрофт, разумеется, передаёт наши с ним разговоры не дословно и далеко не во всех деталях. Здесь он изобразил меня каким-то розовощёко-восторженным юнцом, что, естественно, неправда. Никогда я таким не был. Но вот про «свою собственную справедливость» он написал точно. Именно тогда я подумал, что Великий Предел, отделяя светлое от тёмного, лёгкое от тяжёлого, доброе от злого и так далее, как раз и должен задавать ту самую «справедливость», проводить черту, где кончается жёсткость и начинается жестокость, где кончается необходимость и начинается тирания.
Цветущий луг меж чёрной и белой крепостями… сейчас я вспоминаю себя тогдашнего с улыбкой. Даже того Хедина, что составлял многомудрые планы и собирался вытащить друга со Дна Миров.
Как я говорил? Старый Хрофт «перевернул все мои представления о Реальности»? Пожалуй, слишком сильно. Всё-таки тогда я… наверное, отличался некоторой восторженностью, как ни грустно в таком признаваться мне, нынешнему богу Равновесия. Впрочем, богу ли? Или просто управителю, распорядителю магических потоков, ключарю, отпирающему мельничный лоток и пускающему воду на тяжёлое и скрипучее колесо, вращающее жернова?
Со Старым Хрофтом мы постранствовали тогда знатно, что и говорить. С Си мы тогда были в разладе, Ракот уходил всё глубже в нижние миры, подбираясь к Кипящему Котлу, а мы с Отцом Дружин меряли все четыре континента Большого Хьёрварда. Наверное, без опыта и памяти тех странствий моё долгое изгнание после падения Ночной Империи вышло бы совершенно иным.
Чему он учил меня? Руны и причудливые заклинания, новые для меня, привыкшего к «повороту миров». Я тоже делился с ним кое-чем, но главное всё же неизменно оказывалось в другом.
В разнообразии сил и их стремлений. Краеугольный камень всего того, чему нас учили: есть лишь два полюса в мире, и к ним стремится, к ним нисходит всё остальное. Дела, стремления, мысли, планы и надежды – всё и у всех есть лишь отражения двух великих аттракторов, светлого и тёмного, меж коими и проложен тот самый Великий Предел.
Старый Хрофт старался доказать мне, что это не так.)
X
Огнедышащие горы Восточного Хьёрварда смотрят на океан, омывающий края света. Мир плосок, он заключён в хрустальных сферах, где движутся – или навек застыли – солнце, луна и звёзды. О прозрачные стены небесных сфер бьются волны; здесь не бывает мореходов, сюда не заплывают даже подводные чудища. Край суши здесь ощетинился острыми конусами вулканов, острыми настолько, что учёные-землечертители, составляющие описи всех хребтов, морей и рек, сошли бы с ума, потому что изрыгающие лаву горы не могут сохранить столь первозданную остроту.
