А Ракоту требовалось именно это. Великая цель, ради которой можно ломать все и всяческие преграды. Без неё и познание – не познание, и предел – не предел.
– Они несчастны, владыка Ракот, да.
– Почему ты зовёшь меня так, гость?
– Разве ты не владеешь силой мрака? Разве не повинуются тебе многие из его порождений?
– Нет, – мрачно сказал Ракот. – Не владею. Пока не владею. Поэтому не надо пустых титулований, почтенный Хрофт.
– К тебе приходят, кланяются, просят принять под свою руку, – возразил Отец Дружин. – Следовательно, для них ты – владыка. Не стоит лишать их веры в тебя, они не столь сильны, им нужна помощь…
– Помощь в чём? – с оттенком раздражения взглянул Ракот. – Я мог бы предложить им встать в моё войско. Но они бесполезны! Слабы, драться не умеют и не любят и, главное, учиться не хотят!
Да, здешние скорее помогали друг другу, чем вцеплялись в горло, пытаясь отобрать скудный кусок. Может, отыскать Фенрира, дать ему знать, что поднимается этакая силища? Сыну Локи это бы понравилось. Да и те же ведьмы… Гулльвейг собирала их и учила, но появлялись и другие, сами по себе, род же их пошёл от тех смелых, что ухитрились добыть секреты кое-каких заклинаний у великанов.
Не один только Локи умел на ложе вызнавать секреты.
Вновь вспомнилась Лаувейя, встала на миг перед взором, посмотрела укоризненно из глубин памяти, погрозила пальцем – и скрылась.
– Ты сам не знаешь, насколько могуч, досточтимый Ракот. Тьма повинуется тебе, существа, у кого она в жилах вместо крови, легко признают твоё главенство. И тогда ты и в самом деле сможешь помочь, сможешь избавить миры от удушающего мрака, сможешь…
– Тьма не есть зло, – напыщенно перебил Старого Хрофта хозяин. – Это заблуждение, каковое проистекает…
– Оставь, – поднял руку Отец Дружин. – Славный Ракот, меня убеждать не надо. Я живу под этими солнцами куда дольше тебя и зла с добром, равно как и света с тьмою, повидал c преизлихом. Тем более что тьма всё-таки взращивает больше такие создания, что от них лучше б держаться подальше.
– Всё это – от искажения, что претерпел мир, – Ракот гордо вскинул голову. – Боргильдова битва – слыхал ли ты о такой, почтенный гость?
Старый Хрофт прикрыл глаза, помолчал мгновение. А когда заговорил, голос его звучал совершенно спокойно, любезно и дружелюбно, как и мгновение назад.
– Доводилось, почтенный хозяин, доводилось. Но отчего…
– В той битве с цепей оказались спущены такие силы, что даже Молодые Боги не сразу смогли с ними справиться, – бросил Ракот. – Смело, слишком смело. И безрассудно.
(Комментарий Хедина: Ракот ошибается. Эхо Боргильдовой битвы и впрямь разнеслось далеко, но, во-первых, она была не одна – не только бог О́дин дерзнул выйти на открытый бой с Ямертом; во-вторых, когда мы с тем же Ракотом сразу после победы плели заклинания, что должны были удержать Неназываемого, нам пришлось балансировать и уравновешивать множество потоков силы, подчинив себе все три великих Источника, и можно твёрдо сказать – Боргильдова битва при всей её грандиозности оставила по себе даже меньший след магических и иных возмущений, чем, скажем, Восстание Безумных Богов, при всей, казалось бы, несопоставимости.
Ну и конечно, словечко «безрассудно» в устах моего названого брата звучит особенно замечательно.)
– Да, безрассудно! – слегка возвысил голос Ракот, видя недоверчивое выражение Отца Дружин. – Быть может, война Ямерта на тот миг и была справедливой… но смотри, чем всё это обернулось! – и он широким жестом указал вниз.
– То есть бедствия этих миров – прямая вина Ямерта? Но разве пресветлый бог мог бы…
– Нет, сам он ничего подобного, конечно, не сделал бы, – Ракот потёр подбородок, словно не будучи до конца уверен в собственных словах. – Но оставил без присмотра, оставил на произвол судьбы. А бесхозной тьме только того и надо. После Боргильдовой битвы она стала расползаться и расползаться по нижним мирам, заполняя всё собой. Ей нужен наездник, как норовистому скакуну.
(Комментарий Хедина: кому-то, быть может, это и покажется странным, но я никогда, никогда не задавал Ракоту вопрос «а чего это ради ты вообще восставал?». Ни когда вытаскивал его со Дна Миров, ни потом, когда мы сражались на подступах к Обетованному и в нём самом, ни даже в те кажущиеся бессчётными годы после победы. Эта тема оставалась запретной. Мы оба старательно делали вид, что её не существует.
Впрочем, Ракот платил мне ответной любезностью – никогда не поминал Ночную Империю и всё, с нею связанное. А связано с ней было много такого, чего Богу Равновесия стоило стыдиться.
Правда, оправдания Ракота в изложении Отца Дружин казались именно что оправданиями, больше перед самим собой. Тьма действительно пребывала бесхозной, но, чтобы помочь обитателям этих миров, Ракоту достаточно было поднять наше Поколение – тогда, в пору его молодости, все откликнулись бы охотно, не исключая и Мерлина. Мы вывели бы людей и не-людей из затканных мраком земель, позволили б начать новую жизнь. Великий Предел бы ничуть не пострадал.)
– Что же для этого нужно сделать, почтенный Ракот?
– Что сделать? Сражаться, гость. Сражаться за Тьму и во имя Тьмы. Каждая победа укрепляет мою связь с нею, мои заклятия проникают глубже в неё, она повинуется мне всё больше и больше. Правда, чем дальше, тем противники должны быть могущественнее, – закончил он с кривой усмешкой.
До какого же предела должно возрастать могущество этих «противников»? – хотел было спросить бог О́дин, но вовремя остановился. Да, Ракот мог это сделать. Он не боялся никого и ничего, он доверял явившемуся к нему гостю, словно самому себе, – так можно поступать, только если уверен в праведности творимого тобой полностью и абсолютно и точно так же уверен, что никто не обрушится на тебя за это войной. Ну, или, может, и обрушится, но тот, за кого точно не встанут горой твои собственные сородичи.
– Скажи, почтенный хозяин, не являются ли к тебе ведьмы? И обычные, и… не совсем?
Отцу Дружин очень хотелось спросить о Гулльвейг, однако Ракот лишь пожал могучими плечами.
– Ко мне приходят множества. Есть среди них и колдуны, есть и колдуньи. Иные, – он усмехнулся, – отличаются красотой. Больше же я ничего особенного не замечал. Но отчего ты спрашиваешь? Ты кого-то разыскиваешь, почтенный Хрофт? Быть может, я могу помочь тебе в этом?
Решившись, Отец Дружин, как мог, описал Гулльвейг.
– Нет, – покачал головой Ракот. – Её я бы запомнил. Не появлялась, нет. Но если появится – я извещу тебя, почтенный Хрофт.
После этого Отец Дружин пробыл с Владыкой Тьмы ещё некоторое время. Сражался, отгоняя тоску, истреблял чудовищ, питавшихся Тьмою, и с улыбкой глядел на солнечные лучи, что пробились сквозь расступившиеся сумрачные облака.
Это было славно. Славно драться плечом к плечу с молодым Истинным Магом, что любил добрую драку ничуть не меньше Тора; славно и поднимать с ним кубок, точно с самим Браги; или переброситься солёным словцом, как с Локи.
