Так или иначе, она тогда оказалась правой. Но вот на тысячелетнее изгнание моё Сигрлинн, наверное, всё же не рассчитывала. Вмешался Мерлин, больше некому…
Дальше в рукописи вновь перерыв, и Отец Дружин перескакивает к последней битве, последнему сражению за Хединсей…)
Слейпнир недвижно висел в воздухе, твёрдо стоя всеми восемью ногами на незримой основе. Далеко внизу лежал остров молодого мага Хедина, сейчас со всех сторон окутанный огнём и дымом. Вблизи от острова застыл внушительный флот – длинные чёрно-красные галеры с целой радугой знамён на мачтах. Сигрлинн привела с собой немалое войско, но в бой оно не вступало, как и люди Хедина: и дым, и огонь были следствием магического поединка.
Самого Хедина Отец Дружин не видел. Маг засел где-то в глубине собственной крепости, умело отбивая все попытки Сигрлинн пробить брешь в окружающих остров стенах. Долго это бы всё равно не продлилось – Старый Хрофт чувствовал силу, отданную под власть Сигрлинн, и лишь дивился, что та до сих пор не стёрла с лица земли весь обречённый островок вместе с его защитниками.
Светлая же не пряталась. Её тоже поддерживали над морем незримые силы, она не стала облачаться в броню или опоясываться мечом, нет. Лишь длинное белое платье, словно Сигрлинн собралась на бал, да золотой ободок в волосах. Самое обычное украшение, совершенно не магическое.
Сейчас Сигрлинн настойчиво пробивалась сквозь защиту Хедина множеством незримых игл, норовя вогнать их в сочленения каменных стен, разрывая кладку по швам. Кое-где ей это уже удалось, но ни одного пролома, так, чтобы до земли и куда смогли бы ворваться её воины, пока не получилось.
Старый Хрофт смотрел на кровящую дымом крепость. Нелегко сражаться в одиночку, когда против тебя – всё твоё Поколение. В следующий раз, в тот самый раз, когда должны исполниться все планы и должна свершиться месть, магу Хедину придётся действовать хитрее. Чистой магии недостаточно. Надо идти вниз, к смертным колдунам и шаманам, ведьмам и знахаркам, ко всем, кому дано лишь горчичное зерно сил, но кто способен с её помощью сдвигать горы.
Прости, Хедин, ты ждёшь от меня помощи сейчас, но самое лучшее, что я могу сделать, – это не делать ничего, думал Старый Хрофт. Колея вырыта, тебе уже не свернуть. Ты уже никогда не сможешь остановиться, отвергнутый всеми, разбитый собственной возлюбленной, преданный своим Поколением.
Разве что… разве что помочь хоть кому-то из твоих воинов избегнуть гибели в ловушке окружённого Хединсея. Рано или поздно Сигрлинн – а она настойчива! – пробьёт брешь в твоих бастионах. Может, это случится уже сегодня, может, завтра, может, через седьмицу. Тогда в дело пойдёт собранный ею флот.
Я же постараюсь вывести тех, кого смогу. Нет больше Асгарда, нет моей Валгаллы, и я не знаю, куда отправятся души храбро сражавшихся воинов. Нет, пусть живут. Пусть живут…
…И в конце концов стены рухнули. Сигрлинн не мелочилась и не разменивалась, она решила не довольствоваться одним проломом, она обрушила всё – и стены, и башни, и донжоны, всё; рвы, где они были, завалило битым и обожжённым камнем, море под скалами вскипело от падающих обломков.
Дрогнули вёсла на множестве галер, чёрно-красные суда медленно набирали ход, со всех сторон устремляясь к острову.
Пришёл твой час, Отец Дружин.
Воины Хедина, однако, не собирались сдаваться. Да и сам маг, похоже, отнюдь не впадал в отчаяние, не заламывал руки и не катался по полу, грызя ковёр. Невесть откуда взявшиеся ледяные гребни вспарывали борта кораблей, начисто сносили им вёсла, среди волн то и дело начинали бить огненные фонтаны, закручивались огромные воронки; но Хедин не мог сам убивать смертных, он мог поражать лишь то, что несло их к его острову. И Сигрлинн, конечно, тоже не дремала – воронки вспенивались, волны сшибались в безумной пляске, водовороты успокаивались, лишённые вёсел галеры с проломленными бортами оказывались бок о бок с целыми кораблями, перекидывались крюки, помогавшие удержаться на плаву.
Дальнейшее было просто и привычно. Вернулась всегдашняя лёгкость, тяжесть с души если не исчезла, то скрылась куда-то на время. Отец Дружин криком собрал вокруг себя кулак бывалых воинов, отбрасывая со своего пути разномастных бойцов Сигрлинн, набранных, судя по всему, со всех концов Митгарда, – и пошёл на прорыв к гавани, где сбились в кучу уцелевшие при прорыве галеры. Никто не оспорил его право командовать, и лишь когда они очистили уже третий корабль, и Старый Хрофт зычно приказал отваливать, воины Хедина упёрлись.
– Куда это ты нас? – крикнул кто-то с окровавленной палубы. – Братья наши ещё бьются! Все остальные там и сам великий Хедин! Веди обратно!
– Мы-то думали, а он, оказывается, бежать вздумал! – завопил другой.
Они не помышляли о сдаче и хотели биться до конца.
– Тогда во-он туда! – рявкнул Отец Дружин, не вступая в споры. Его меч указывал на кучку воинов Сигрлинн, тащивших по сходням нечто вроде баллисты.
Бойцы Хедина ответили дружным рёвом, бросившись в схватку.
Старый Хрофт остался стоять, где стоял. Он не мог помочь этим людям, они сами выбирали свою судьбу и свою смерть. Подобно тому, как множество их далёких предков выбрали смерть на Боргильдовом поле.
«Я не ошибся в тебе, маг Хедин. Ты и только ты сумеешь свершить задуманное. Ты и более никто».
…Откуда она появилась здесь, на палубе опустевшей галеры, где не осталось никого живого, Старый Хрофт не знал. Но узнал её сразу, едва та сняла рогатый шлем и тряхнула головой, давая свободно рассыпаться роскошным волосам.
– Давно не виделись, Гулльвейг.
– Давно, О́дин.
– Думаю, нет нужды спрашивать, что ты здесь делаешь?
– Привела своих учениц попробовать крови. Волчат надо натаскивать, ты же знаешь. Мать выводка всегда учит их охотиться.
– Мать выводка… Кто ты, Гулльвейг? Может, скажешь хоть на этот раз? Ты, принёсшая миру неисчислимые бедствия?
– Едва ли более того, что принесло в мир твоё потомство, О́дин. Или что ещё принесёт, если вспомнить Лаувейю.
– Ты знаешь, что с ней? – Старый Хрофт одним рывком оказался рядом с Матерью Ведьм, клинок упёрся ей под подбородок.
– Опусти свою железку, – не дрогнула Гулльвейг. – Нет, О́дин, я не всеведуща. Мне не открыта судьба твоего потомства от великанши Лаувейи, матери Локи. Я знаю лишь, что она пережила Боргильдову битву. Но… раз за все минувшие эпохи ты ничего не узнал о ней или своём потомстве – значит, так нужно. Ты должен оставаться один, Отец Дружин.
– Кому должен? – прохрипел Старый Хрофт.
– Самому себе, конечно, – пожала плечами ведьма. – Ты не простил самого себя за Боргильдову битву. И потому считаешь себя достойным лишь мрачного одиночества. Это твой выбор, О́дин, не мой. И не спрашивай меня более об этом – ответа я дать всё равно не смогу. Просто потому что не знаю.
– Хорошо, – старательно давя поднимающуюся ненависть, прорычал владыка Асгарда. – Но сказать мне, кто ты и откуда, надеюсь, теперь ты сможешь? Давно нет Асгарда, нет ванов и асов, давно миром и сущим правят совсем иные силы. А ты всё живёшь, Гулльвейг, смерть не властна над тобой; время не дерзает коснуться тебя своею дланью. Кто ты? Ты, начавшая первую войну в Митгарде?
