— Никогда не видал подобного леса, — сказал я, выбираясь из ручья тоже человеком. — Как, ты сказал, его называют?
— Великий заповедный лес Эверн, — ответил Анхель. — Чтоб тебе было понятнее — по площади он равен Европе.
— Тут люди-то есть?
— Почему нет, — пожал плечами травник. — На юге, в горах Дымянки, и дальше к морю — много человеческих городов. Да и поблизости, вдоль реки, есть какие-то выселки. Но в лес смертные не суются…
Солнце стояло в зените. Воздух дрожал от жары, над луговыми травами гудели пчелы и порхали бабочки. От запаха цветов голова шла кругом…
Я — золотой дракон! Неужели правда?
Ясно, что Анхель скажет мне все что угодно, если это в его интересах. Но черт, до чего меня грели его слова! Я боялся и желал поверить в них…
Но если Анхель не соврал, то, в самом деле… Как же Черный клан?
Кто они мне? Зачем?
«Золотые драконы не создают кланов, — вспомнил я слова Грега. — Золотые и серебряные драконы — всегда одиночки…»
— Что такое власть? — неожиданно спросил Анхель.
— Ну… — Я задумался. — Возможность распоряжаться другими. Это с одной стороны. А с другой — ответственность за тех, кто тебе подчиняется…
— Достаточно. Вполне типичное определение для стайного существа.
— Я — не стайный, — возмутился я. — Золотые драконы не бывают стайными!
— Для золотых драконов власть — это прежде всего власть над собой. Свобода распоряжаться собой по своему усмотрению, действовать по своей воле. Иными словами, власть — это свобода. Но это сложно понять теоретически тому, что сам не свободен.
— Ты обо мне?
— Ага. Ты не свободен, Алексей.
— Это я-то не свободен??
— Конечно. Ты же подчиняешь себя интересам клана.
— Ну, доля правды в этом есть. У меня есть обязательства. Но внутри, в душе…
— Я не сказал, что это плохо, — уточнил Анхель таким тоном, по которому было совершенно ясно, что произнесено это из вежливости. — У смертных лояльность родичам тоже считается добродетелью.
— Но что тогда не так?
Он пожал плечами:
— Я, честно говоря, не понимаю, зачем ты так цепляешься за клан. Зачем по доброй воле, едва освободившись от цепей обязательств, снова лезть в ту же ловушку?
Я хорошенько подумал и ответил:
— Как бы то ни было, я туда уже влез. И обратного хода не будет, если ты об этом. Нужен мне клан или не нужен, золотой я дракон, или черный, или полосатый — я уже в клане и бросить его не могу. Я своих не предаю!
— Сколько пафоса! — усмехнулся Анхель. — Разве ты не понимаешь, что каждый в ответе только перед самим собой?
— Как это?
— Скажи, ты управляешь своей судьбой? Ты провидишь будущее?
— Конечно, нет!
— Если твоя воля сильнее судьбы, ты имеешь право обещать. Если нет — ты ничем не отвечаешь за свои слова.
Я не нашелся что ответить.
— А где нет долга — нет и предательства, — заключил он. — Есть только личное решение.
— Типа, «я своему слову хозяин: захотел — дал, захотел — забрал»?
— Точно. Для сильного его воля — единственный закон. Он определяет правила, он меняет их по своему усмотрению. В этом нет ничего аморального. Разве боги ведут себя не так же?
— Но я не… — Я осекся, вспомнив слова Анхеля.
«Золотые драконы — боги в этом мире».
Вот он и рассуждает как бог. А я спорю с ним с позиции простого смертного.
Но ведь я — дракон…
Я не видел в его рассуждениях никакой ошибки. Неужели он прав?
— Вот именно, — сказал Анхель. — Ты уже не смертный, а все еще мыслишь их категориями. Но это временно. Пока ты слишком юн и робок, чтобы принять истину во всей ее устрашающей полноте. И чересчур слаб, чтобы принять ответственность за себя и свою жизнь — потому и перекладываешь ее на тех, кто сильнее.
— Так ты считаешь меня слабым?
— Безусловно.
Я промолчал, подавляя злость.
— И то, что ты стал драконом, неважно. Все эти когти, клыки и прочие атрибуты ничего не значат, — безжалостно продолжал Анхель. — Ты слаб не как дракон. Ты слаб как личность.
— Но я в самом деле пока слаб. Даже для дракона. Я еще очень мало знаю, умею…
— Сила не в этом.
— А в чем?
— Не сомневаться в себе. В том, что будет так, как ты решил. Вне зависимости от того, кто ты: человек или дракон…
Я задумался. Да, таким я никогда не был. Я всегда сомневался и в себе, и в своих действиях, в своих решениях и в своей правоте. Взвешивал по сто раз, прежде чем что-то предпринять, либо поступал, не думая о последствиях вовсе… Так, значит, это и называется — быть слабым?
«Анхель совсем меня заговорил! — подумал я с досадой. — Заморочил голову россказнями о золотых драконах, о силе и власти… Разве я за этим сюда пришел? Нет, я пришел, чтобы спросить его… о чем-то очень важном… Черт, забыл…»
— Но я смотрю, ты заскучал, — переменил вдруг тему Анхель. — Не вернуться ли нам к уроку ботаники?
— Только без пыльцы, если можно! — воскликнул я, сразу взбодрившись и на всякий случай отодвинувшись от травника.
— Никакой пыльцы! — пообещал он. — Взгляни-ка на это растение.
Да уж, не заметить багровые бутоны было бы трудно. Словно кто-то раскидал в траве полдюжины рубинов с вишню величиной.
Я присел на корточки и прикоснулся к плотно закрытому бутону странного цветка, почти ожидая ощутить под пальцами холодный твердый камень.
— И что это? Аленький цветочек?
— Драконья травка, — сказал Анхель, глядя на меня, как дедушка — на неразумного внучка-первоклассника. — Она же драконий горец, она же змеиные зубки. Кстати, в вашем мире она тоже встречается. В Карпатах, например. Только там ее бутоны размером с пшеничное зерно. В вашем мире драконий горец не вызревает. Ему нужен сильный магический фон.
— О как! — Я навострил уши при слове «магия».
— К тому же в вашем мире, сравнительно с этим, он почти иссяк. Однако оно и к лучшему. В зрелом виде драконья травка опасна.
— Чем же? — спросил я, разглядывая рубиновые бутоны с неподдельным интересом.
— Попробуй-ка сорвать цветок.
Я с подозрением покосился на травника. Выражение лица у старика было невозмутимое.
— А он не откусит мне руку?
— Нет.
— Ну ладно, под вашу ответственность…
И осторожно потянул драконью траву за стебель.
