Никакой реакции не последовало. Наверно, Ленке подобные шуточки давно приелись.
Я сел за стол, взял пиво, глотнул и отставил в сторону. Есть тоже почему-то расхотелось. Что-то во всем этом чувствовалось странное, гнетущее. Ленка злая. Герман неестественно веселый. И Васьки нет. Мне снова стало тревожно. Может, Васька разболелась? Потому и бывшая вся на нервах?
— А вообще давно планирую поехать в Таиланд, — разглагольствовал Герман, попутно уминая ужин. — В секс-тур…
— Главное — на трансвестита не нарваться, — сказал я. — Говорят, там каждая вторая девушка на самом деле — парень. Причем, если красивая — точно парень. А если узкоглазая, косолапая, с плоским носом — в общем, нормальная тайка — тогда, может, и девушка.
— Ну что я, парня от девушки не отличу? — заявил Герман с потрясающей самоуверенностью.
— А где Васька? — спросил я наконец.
— Спит, где ж еще? Ленка! — заорал он. — Дочь спит?
Я был уверен, что бывшая и на этот раз не отзовется.
Она и не отозвалась. Но в коридоре вдруг послышалось шлепанье босых ножек, и в дверях появилась Васька в пижаме.
Я взглянул на нее и похолодел. Давно я так не пугался.
Не буду лукавить — как бы ни ворчала иной раз матушка, Васька не выглядела заморенной падчерицей. Вполне упитанный поросенок. Но сейчас я ее едва узнал, так она изменилась. Раньше у нее из глаз прямо-таки душа смотрела, рвалось наружу веселье. А теперь Васька глядела перед собой тусклым взглядом, словно не на меня, а на что-то невидимое. Такой взгляд был у Грега, когда он открывал нам дорогу на тот свет.
А на лбу у нее горела синяя скобка.
— Это что? — пробормотал я, цепенея.
— Где? — не поняла Ленка.
— На лбу у Васьки!
— Нет там ничего, — сердито ответила бывшая.
— Нету, — подтвердил Герман, икнув. — А что там должно быть?
— Ну-ка дайте! — Я поднял дочку на руки и всмотрелся в бледное нездоровое личико. Хм… ну да. Никакой скобки, конечно, не было. Как и на двери. Глюки, здравствуйте еще раз!
Подошла мрачная Ленка, забрала дочку.
— Нечего на нее перегаром дышать! Алкаш!
— Чего с ней? — спросил я. — Почему она такая бледная?
— Нездоровится ей, сам не видишь, что ли? — раздраженно ответила Ленка. — Спит плохо, не ест ничего… То ли простуда, то ли вирус.
— Врача вызывали?
— Естественно. Температуры нет — они и не едут. Говорят, пейте витамин С.
— Гады, — автоматически отметил я. — Васька, ну-ка посмотри на меня еще раз!
Дочка повернулась ко мне — молча, с неподвижным лицом. Лоб был чистый, но смотрела она на меня как на чужого. Я даже растерялся — протянул к ней руки и опустил их, забыв, чего хотел.
Что с ней? Может, с ней тут плохо обращаются? Я покосился на сытую ряшку Германа. Нет, чепуха. Кем надо быть, чтобы обидеть двухлетнего ребенка? Да и Ленка не дала бы дочку в обиду, хотя сама на нее покрикивала. Обе бабушки в Ваське вообще души не чаяли…
— Совсем разболелась наша лялька, — сказал Герман, сделав приличное случаю печальное лицо. — Леха, ты не бойся. Если до завтра не повеселеет, повезем на обследование. Есть один неплохой загородный центр, типа санатория, у меня там все схвачено…
— Санаторий — это хорошо, — тупо повторил я.
Васька на меня по-прежнему не смотрела. Ленка смотрела — с усталой злобой. На лице было написано, что она ждет не дождется, когда ж я наконец свалю.
— Ладно, — сказал я, решив больше не грузить это семейство своим присутствием. — Я пойду. Поправляйтесь.
Проходя мимо Ленки, не удержался и еще раз заглянул дочке в лицо — очень внимательно.
— Поправляйся, малявка!
Васька отвернулась. Вид у нее был какой-то потерянный.
Я вернулся домой пешком, чтобы проветрить мозги и снова начать мыслить разумно. Пылающая синяя скобка больше не летела передо мной. Странно, но меня это почему-то не успокаивало — скорее наоборот.
Дома тревога разыгралась с новой силой.
Зачем я ушел? Сходить еще раз, поглядеть Ваське на лоб драконьим взглядом?
Позвонить Грегу, попросить, чтобы проверил? А Ленке скажу, что нашел чудо-врача… Да, это было бы самое разумное. Вдруг я чего-то не вижу? Все-таки Грег — спец по печатям… А если он откажется?
Конечно, откажется! Он же сказал: моя дочь — не его проблема!
Я старался не поддаваться параноидальным настроениям. Сказал себе, что ничего страшного пока не случилось, что утро вечера мудренее, и лег спать. Естественно, долго не мог заснуть, ворочался часов до трех. Когда наконец задремал, начали сниться кошмары.
Последний сон я запомнил ярче всего. Мне снилось, что я снова в тире у Валенка. И он хладнокровно расстреливает Ваську из винтовки, посылая пулю за пулей. А я стою, вцепившись в сетку, и смотрю на это. И мое сердце обливается кровью, по лицу текут слезы, но я ничего не делаю, чтобы остановить его, потому что понимаю — Валенок сейчас делает важное и благое дело. Благое для нас, для человечества, и самое главное — для самой Васьки…
Из кошмара меня вырвал телефонный звонок. На улице уже рассвело. На мониторе высветился телефон Ленки. Я даже не особо удивился. Интуитивно понял — ничего хорошего не услышу.
— Але! Как у вас дела? — крикнул я в трубку. — Как Васька?
В ответ донесся Ленкин голос с непривычными, жалкими и плачущими интонациями.
— Леша, помоги нам! Не дай ему увезти ее!
— Кого? — опешил я. — Кому?
Голос пропал, послышались звуки какой-то борьбы. Потом в трубке раздался голос Германа. Васькин отчим говорил преувеличенно спокойно. Так говорят люди, которые сами едва держат себя в руках.
— Ленка совершенно чокнулась, не обращай внимания… Ваське стало хуже, я везу ее в тот центр — помнишь, говорил сегодня…
Я вскочил, нашаривая джинсы.
— Подождите, я сейчас прибегу!
— Леха, не парься. Я сам все сделаю. Да все в порядке. Просто Ленка психует. Если что, я сообщу.
— Слушай, так не пойдет. Она моя дочь, я хочу сам…
Тон Германа сразу же переменился.
— Это что еще за «сам»? Я ее ращу, кормлю, воспитываю. А ты ей кто такой?
Я замер со штанами в руках.
— Я ее отец вообще-то!
— Ты ей никто! Да вы с Ленкой даже расписаны не были. Живет где-то сам по себе, а тут вдруг раскудахтался, ишь какой! Сам! Правильно Ленка говорит — тебя вообще давно пора лишить прав. Да, может, девчонка вообще не от тебя.
— Что ты сказал?!
— Что слышал, — голос в трубке становился все наглее. — Хочешь, проводи генетическую экспертизу, а пока по праву ее отец я. И распоряжаться ее жизнью буду я, и никто другой.
