«Просто ты не вошла еще в тот возраст, в каком ужасно
нравится, когда из-за тебя дерутся мужики, – подумал Сварог. –
Правда, ходят легенды, что есть и зрелые женщины, которым это не доставляет
никакого удовольствия, но такие слухи следует проводить по одному ведомству с
россказнями о деревьях-людоедах и порядочных премьер-министрах…»
– И еще, – сказала Яна. – Вы хорошо
понимаете, что это навсегда, что пути назад нет?
– Кажется, да, – сказал Сварог.
– Отлично. Теперь вы – неотъемлемая частица этого мира.
И я сегодня же жду вас во дворце. Сейчас уладим формальности…
Она посмотрела на дверь, и сейчас же появились оба
сановника. Величаво выпрямившись, Яна сказала с великолепной небрежностью:
– Я сочла нужным даровать графу Гэйру звание лейтенанта
лейб-гвардии и титул камергера. Указы подготовить немедленно. Доступ за
Бриллиантовых Пикинеров. И все сопутствующее. Виману к отлету. Проводите меня,
граф. И не забудьте – нынче же вечером жду вас во дворце.
Он стоял на лужайке и бессмысленно смотрел вслед быстро
уменьшавшейся пурпурной точке на фоне безукоризненно чистой небесной лазури.
Ему было грустно – какая-то тупая, апатичная грусть, словно фантомные боли в
отрезанной ноге, к отсутствию которой на ее законном месте со временем
привыкают, но вот от болей порой не удается отделаться никогда. Летучие замки.
Императрицы. Заклинания. Черепа древних королей в паутине и пыли подвалов.
Гербы и потомственные домоправительницы. И это – итог? Нет, в самом деле? Зачем
же тогда горящие вертолеты рушились на каменистые склоны, две сверхдержавы
швыряли миллиарды на ветер, силясь напакостить друг другу во всех уголках света,
и прапорщик Вильчур сгорел в бэтээре?
«А-а, в бога душу мать, – подумал он. – Зачем? А
потому что все эти тягостные вопросы родились не сегодня и не вчера, а теперь
они и вовсе потеряли всякий смысл, канув в забвение вместе с породившим их
историческим периодом. И не перешибешь плетью обуха – даже с помощью магии…»
Меони ждала его в холле.
– Ну вот, меня приглашают во дворец, – сказал ей
Сварог. – На роль экзотической игрушки, сдается мне. Придется ехать.
Меони взглянула на него так, словно он отправлялся в замок
людоеда:
– Лучше бы вам туда не ездить…
– Почему?
– Говорят, там упыри водятся…
– В императорском-то дворце?
– Очень уж он древний.
– Люблю старые дома, – сказал Сварог.
– А еще говорят, что легкость нравов там
необыкновенная…
– Ревновать изволите, прелесть моя?
– Конечно, я не имею права…
– Брось, все нормально, – сказал Сварог.
– Боги, ну зачем я такая уродилась? – вздохнула
она горестно. – Все обыкновенные, нормальные, принимают мир таким, каков
он есть, и никаких драм…
– Вот за это ты мне и нравишься, – сказал Сварог,
погладил ее по щеке. – Постараюсь не поддаваться легкости нравов…
Он приобнял ее. И ощутил, как она всем телом, а может быть,
и душой подалась ему навстречу. Его рука легла на ее талию.
Сведи их поцелуй, соприкоснись они губами, смешайся их
дыхание, и эта ночь стала бы ночью их нежности, на пути к ней тогда не устояла
бы ни одна преграда. Но глупые случайности вмешивались и в исторически более
важные процессы, чем взаимовлечение двух людей. Они оба вздрогнули от громкого
и торжественного возглашения:
– Ял к вылету готов, милорд!
Будто над ухом врубился на полную громкость до того
молчавший динамик. Дворецкий стоял в дверях, ожидая приказаний, старательно
делая вид, что не смотрит в их сторону.
Глупое вторжение Макреда Двадцать Второго опустило обоих на
землю.
«Не будем спешить, – приземленно подумал Сварог, –
отложим до вечера, когда я вернусь».
Меони, едва раздался бравый крик дворецкого, отпрянула от
графа, и блеск в ее глазах постепенно затухал.
Закрывая дверь, он оглянулся – Меони казалась очень
маленькой и печальной на фоне огромного батального полотна, где конники в синих
плащах и конники в красных плащах яростно истребляли друг друга неизвестно
из-за чего, и какая-то девица в лазурных одеждах, с еще более грустным, чем у
Меони, лицом реяла над побоищем – местная валькирия, надо полагать.
…Он летел, и небеса были пустынными, как и полагается
небесам. Лишь однажды далеко слева показался крохотный замок, как водится,
окруженный парком. Несколько тысяч поместий, даже весьма обширных, были
разбросаны над планетой, словно редкие юрты в бескрайней степи, так что в
регулировщиках движения нет никакой нужды…
На него накатило озорное желание, и он решил поддаться ему.
Ведь он, в конце концов, всамделишный граф, жуир, прожигатель жизни, ему
дозволено идти на поводу у своих капризов. Тем более не Бог весть что за
каприз. Так, пустячок, мальчишество в сущности, отголосок детских дворовых игр
в Чкалова и Покрышкина. Захотелось проверить, что он теперь за летчик после
всех этих образовательных процедур, да заодно взглянуть поближе на Землю своими
собственными глазами.
Сварог направил ял вниз. Послушная машина нырнула в облака,
проскочила этот слой невесомой дымчатости и, вырвавшись из него, явила своему
пилоту панораму Талара нижнего. Правда, вид открылся не самый впечатляющий. Во
все стороны синева воды, разбавленная только небольшим отрезком береговой
желтизны, углядываемой где-то на горизонте. Вот к нему, к берегу континента или
острова, Сварог и устремился.
Самое время было, никого не смущая и не пугая,
повыделываться в воздушных слоях. И граф Гэйр вверг ял в жуткое, под прямым
углом, пикирование. При этом заставив машину вдобавок крутиться вокруг своей
оси.
На фоне синевы, приближающейся с головокружительной
скоростью, завертелись образы из того, из покинутого, времени.
Вспомнились парки отдыха, качели-карусели и нерекомендуемый
сердечникам аттракцион «Сюрприз», где площадку с визжащими людьми всего-то
очень быстро раскручивали, слегка при этом наклоняя.
Еще вспомнился падающий на джунгли подбитый вертолет, и они
с Вильчуром рядом с креслом пилота – они смотрят на истекающего кровью Юрку,
который, уже понимая, что сам не жилец, пытается выровнять машину и избежать
сокрушительного удара в деревья и хотя бы аккуратно, плавно упасть, если не
сесть по всем правилам.
Сварог без труда вывел ял из пике в двух уардах от воды.
И повел аппарат на предельной скорости над поверхностью
океана, иногда касаясь ее машинным брюхом, создавая тучи брызг.
«Ну и проста же наша, ларская, машина в управлении, какая-то
летающая пареная репа, честное слово. Любого советского двоечника из
школы-интерната за неделю можно обучить всем премудростям. А не попробовать ли
что-то совсем непредставимое для техники, которая появится через много тысяч
лет? И не надо бояться – я же лар, я почти неуязвим и без пяти минут
бессмертен».
