– Небезопасно? – Сварог по примеру магистра
огляделся. – Не нахожу. И вообще…
– Умоляю, граф, после. Укроемся в здании. Там я вам все
объясню. Нет времени.
– Что происходит, милейший?
– Нам надо уйти отсюда. Здесь очень опасно.
– Вам надо. А мне надо…
– Граф Гэйр, – перебил его Ронтег, – пока вы
не в стенах Магистериума, вам грозит беда. И мне с вами заодно.
Беспокойство магистра возрастало, он вертел головой во все
стороны, на лбу его проступил пот.
– От кого грозит? Я что-то ничегошеньки не
наблюдаю, – Сварог сделал рукой с сигаретой обводящий жест. Если бы майора
спросили, в чем причина его упрямства, то он, пожалуй, затруднился бы четко и
ясно, по-военному, по пунктикам разъяснить что к чему. Вероятнее всего, то
раздражение, что вызвал в нем Магистериум с его обитателями, помножилось на
подневольное возвращение и сфокусировалось на, в общем-то, неплохом парне
Ронтеге. Да и надоело десантному майору, еще в покинутом мире, когда его
используют втемную, всячески уходя от объяснений, мол, нам лучше знать, мы
умнее и сидим выше.
– Может, все-таки объяснитесь, магистр?
Ронтег сделал рукой жест, призванный выразить безграничную
степень его отчаяния.
– Эх, да вы не пон… Ладно. В общем, едва вы покинули
Магистериум, мы уловили на экранах следящих устройств негативное возмущение
поля. Множество черных точек. Движущихся к вашему ялу. Окружающих вас. Быстро
берущих в кольцо. Единственное, чем мы могли помочь вам, мы и сделали. Создали
силовой защитный коридор и вытащили вас по нему. В общих чертах ясно?
Подробности после. Неизвестно, кто охотится на вас и уберутся ли они восвояси.
Они могут преследовать вас до конца. Но Магистериум им не по зубам, кем бы они
ни были. Ну, идете же вы со мной или мне оставить вас здесь одного?!
– Уговорили. Иду. – Сварог в два счета выбрался на
причал.
Когда плавно, с едва слышным шелестом массивная дверь
перекрыла за ними доступ в Магистериум («Как тут не вспомнить наши советские
приуготовления к ядерным бомбежкам, всенародно любимую гражданскую оборону,
гидрозатворы на станциях метро, работу которых довелось однажды видеть!»),
магистр Ронтег вздохнул, не скрывая облегчения. Сварог заметил скопившееся на
лбу ученого мужа немалое число капелек пота. Тот не смахнул их, забыв или не
почувствовав, а сделал приглашающий жест в сторону однажды пройденного майором
коридора.
– Вот теперь мы сможем обо всем спокойно переговорить,
граф Гэйр.
На что граф Гэйр загасил докуренную сигарету совершенно
варварским способом – о бронированную дверь – и спросил:
– Значит, вы уверены, что на приступ ваши некие силы не
пойдут?
Улыбка широко раздвинула губы Ронтега, она не шла его лицу,
так бывает с теми, кто улыбается крайне редко, по великим праздникам.
– Пускай идут. Нам же их не жалко, ведь правда?
Наконец он почувствовал влагу, украшавшую его ученый лоб,
вытер капли рукавом своей синей униформы. Заговорил снова, и видно было:
хочется ему поговорить, напала словоохотливость. Так нередко случается, когда
отступает сильное, тревожное напряжение.
– Знаете, граф, вы правы, они очень даже могут ринуться
на штурм Магистериума, проведав, что вы здесь, у нас. Все зависит от того,
какие исполнители избраны для проведения акции. Вполне допускаю, такое бывает
сплошь и рядом, сегодняшние ваши враги – расходный материал. Запрограммированы
на исполнение до конца, у них заблокирована боязнь смерти, то есть пойдут
напролом на любую преграду, пока не уничтожат вас или не уничтожат их.
– Камикадзе, – сказал Сварог и закончил фразу про
себя: «Так это можно выразить одним словом».
– Что, простите?
«Значит, японские термины будущего им не известны. Предложим
эквивалент».
– Смертники, я говорю.
– Да-да, совершенно верно, граф, смертники. Правда,
если допустить…
– Простите, что перебиваю, магистр, но мы, если не
ошибаюсь, собирались пройти туда, где сможем спокойно, а главное, с большими
удобствами продолжить наше общение.
– Да, конечно. Следуйте за мной.
Магистр быстрым шагом направился по коридору. Шли они сейчас
не тем путем, что в первый раз. Никто не попадался навстречу – вот это
совпадало с первым визитом в Магистериум. Держась за синей спиной Ронтега,
минуя одну за одной многочисленные двери, отличающиеся друг от друга только
белыми номерами на табличках, Сварог занял свои мысли рассуждением о том, что
Гаудин оказался стопроцентно прав. Для кого-то весьма могущественного граф Гэйр
стал как кость в горле. Видимо, появление графа на Таларе помешало осуществлению
чьих-то замыслов. Замыслы эти, должно быть, грандиозные, раз его так и не
приславшие визитной карточки враги решились на столь возмутительно наглую
операцию, как воздушная атака вблизи Магистериума, в неприкосновенном,
заповедном, тщательно охраняемом жизненном пространстве ларов. Чем же и чему
же, скажите на милость, мог помешать граф, который еще неизвестно чем будет
заниматься. Который – почему бы и нет? – завязнет в балах, охотах, мелких
придворных интригах, флиртах, бытовых утехах, станет одним из многочисленных
ларов-обывателей, и ни вреда, ни пользы от него не дождешься. И на тебе – такая
массированная встреча на убой. Выходит, кому-то известно его, лорда Сварога,
предназначение. Или кто-то заблуждается на его счет, что не легче. В этом мире
колдунов и гадалок в чести пророчества. И кто знает, не упомянут ли граф Гэйр в
одном из них как помеха в чьих-то начинаниях? Следуя дальше, предположим, что
могущественный и информированный враг его решил убрать помеху задолго до того,
как она начнет мешать. Пускай даже на всякий случай, игра у кого-то назначена
крупная, выигрыш впереди маячит, видимо, неслабый, и лучше сразу, не жалея
средств, подстраховаться. Как тут не вспомнить фантастические рассказы из его,
Сварога, будущего, в которых герои, странники на машинах времени, убивали, ну
скажем, Гитлера или Сталина, дабы уничтожить в зародыше фашизм или
тоталитаризм.
Есть еще вариант. Кто-то не сомневается, что вернулся
доподлинный граф Гэйр и ему надумали предъявить старые счеты…
Додумать этот вариант Сварогу не удалось. Они наконец
пришли.
Магистр, открыв дверь под трехзначным номером, пропустил
графа внутрь.
Небольшая комната, должно полагать, и создавалась с целью
приема в ней гостей. Неяркий, умиротворяющий свет (разумеется, непонятно чем
производимый и откуда льющийся) охватывал столик и два низких кресла по обе
стороны от него. Все остальное в гостевой комнате тонуло в полумраке. Небольшая
подсветка позволяла разглядеть бархатные бордовые портьеры, занавешивающие,
скорее всего, только подразумевающиеся окна. Да еще чуть подсвеченными
оказались книжные полки шкафа, на которых темнели фолианты в основательных
переплетах, из которых ни один по толщине не уступал «Капиталу» Маркса. В
общем, магистры сотворили атмосферу для ведения неторопливых интеллектуальных
бесед. «А нет ли у них, – пришло Сварогу вдруг в голову, – еще и
специальной комнаты, ну скажем, для ученых дискуссий и мозговых штурмов. Тогда
она, наверное, выглядит так: горы наколдованных окурков в черепах, скелет в
углу, увешанный шляпами, искусственного происхождения сизый табачный, но
безвредный дым столбом, реторты с булькающим содержимым, столы, заваленные
чертежами, графики на стенах, осциллографы под ногами, светящиеся дисплеи,
корзины, переполненные скомканной бумагой».
