Кроме катастрофы, объяснений этой тишине было не так уж много. Однако люди продолжали поиски, пока Билл не доложил об отсутствии каких-либо признаков корабля:
– Его нет в области поиска.
Эм и Скай не знали экипаж «Квагмора», но от этого было ничуть не легче. Среди тех, кто путешествовал в глубинах космоса, возникло некое братство. Сложилась традиция, подобная той, что существовала у моряков в опасные времена на заре мореходства. Астронавты были товариществом, выручали друг друга и горевали, когда кто-нибудь пропадал.
«Квагмор» пропал. Миссия превратилась в спасение имущества, но не людей.
– Должно быть, произошел взрыв, – сказала Эмма.
Скай посмотрел направо, где дрейфовала Омега, темная и тихая. Но облако было слишком далеко, чтобы винить его.
Эмма прижалась к мужу.
– Черт.
– Мы с самого начала не исключали этого, – заметил Скай.
– Пожалуй. – Она всхлипнула, вытерла глаза, отошла от него и прокашлялась. – Ну, кажется, здесь делать нечего. Нужно попытаться взглянуть на то, что случилось.
Скай внимательно посмотрел на нее.
– Как по-твоему, нам удастся это сделать?
Корабль перешел в гиперпространство, пронесся через тихие туманы и снова выпрыгнул, прежде чем Скай допил свой кофе.
– Прямо по курсу, – сообщил Билл.
Спасатели пролетели 104 миллиарда километров, навели телескоп на область поиска и теперь могли видеть место, где раньше находились «Квагмор» и еж. Билл развернул множество сферических антенн, служащих корабельными телескопами, и направил их на этот район.
Люди видели местность, какой та была четыре дня назад. Будь телескоп помощнее, можно было бы разглядеть, как «Кикимор» приближается к ежу, и могли бы разглядеть, как Терри Драфтс и Джейн Коллинз выходят из корабля и спускаются на шипы.
Эмма установила время «Квагмора»: поздний вечер двадцать третьего, ровно за двадцать пять минут до обрыва связи.
На «Хеффернане» было за полночь. Скай чувствовал себя изнуренным, усталым, все тело затекло, но спать не хотелось. Пока они ждали, он отослал на «Серенити» предварительный отчет: «Никаких следов „Квагмора“. Продолжаем поиски».
Спасатели обсудили происшествие. Странно, что корабль просто исчез. А может, они улетели? Или их кто-то похитил? Это звучало дико, но не более дико, чем то, что звездолет пропал из виду. Скай посмеялся над своей идеей, но спросил Билла, не замечает ли тот в исследуемой зоне необычных движущихся объектов.
– Ответ отрицательный, – сказал Билл.
Насмотрелись ужастиков.
Эмма мягко сжала руку мужа.
– Приближается.
Скай посмотрел на часы. Оставалась примерно минута.
На таком расстоянии облако, конечно, было невидимо. (Скай не мог не связывать происшествие с облаком. Знал, что так или иначе оно к нему причастно.) Сейчас люди были от него далеко. Расстояние между их настоящим местоположением и местом происшествия равнялось семи диаметрам Солнечной системы.
– Не могу представить, что можно разглядеть из такой дали, – произнес Скай.
– Мы ничего не увидим. Но есть шанс...
– Фотоны, – сообщил Билл. – Небольшой всплеск, но произошел именно в тот момент.
– И что нам это дает? – спросил Скай.
– Взрыв, – проговорила Эм. – Большой взрыв.
– Достаточно большой, чтобы уничтожить корабль? И скалу?
– Если отсюда видны его следы... Да, пожалуй.
Из библиотечного архива
...Немного осталось среди нас тех, кто помнит времена, когда мы смотрели на звезды и задавались вопросом, одиноки ли мы. Почти полвека назад у нас появился сверхсветовой транспорт, и пусть мы до сих пор не встретили никого, с кем могли бы вести диалог, мы все же знаем, что они где-то есть или были.
Более сотни людей отдали жизнь во имя этой идеи. Нам известно также, что за последний год около двух процентов мировых финансовых ресурсов ушло на исследование космоса.
Два процента.
Звучит не бог весть как внушительно. Но на эти деньги можно было бы кормить 90 миллионов людей в течение года. Или дать жилье 120 миллионам. Покрыть все медицинские расходы Северо-Американского Союза за шестнадцать месяцев. Оплатить годовое обучение в школе всех детей планеты.
Что же мы получили от наших инвестиций?
К сожалению, нам нечего занести в бухгалтерские книги. Правда, мы улучшили инженерные методы и создали более легкие и прочные материалы. Мы можем создать больше пищевых полуфабрикатов, чем когда-либо раньше. Электроника стала более совершенной. У нас появились светоотклонители, которые оказались полезными при предупреждении преступлений, но пригодились и самим преступникам. Наша одежда стала лучше. Наши двигатели сберегают больше топлива. Мы научились экономно использовать энергию. Но, конечно, всего этого можно было бы достичь ценой значительно меньших затрат, путем прямых инвестиций.
Так зачем же тогда мы продолжаем поиски?
Легче всего думать, что нас толкает древний инстинкт, как сказал Теннисон, плыть за грань заката.
Мы притворяемся, что заинтересованы в измерении температур далеких солнц, скорости ветров Альтаира, наблюдении за рождением звезд. Мы и впрямь делаем это.
Но в конечном счете нами движет потребность найти кого-нибудь, с кем мы могли бы вступить в диалог. Доказать, что мы не одни. Мы уже узнали, что до нас были другие. Но они, кажется, куда-то ушли. Или канули в забвение. Долгие поиски продолжаются. И если наконец они увенчаются успехом, если мы действительно кого-нибудь найдем, подозреваю, что на нас взглянет собственное лицо. Вероятно, столь же напуганное этим, как наше.
Конан Магрудер. «Время и Поток». 2228 год.
6
Университет Чикаго. Четверг, 6 марта
Прошло почти четыре года, но Дэвид Коллингдэйл не забыл и не простил Омегам нападения на Лунный Свет. Чудовищная бессмысленность этого по сей день изводила его, иногда наваливаясь посреди ночи.
Будь разрушения вызваны войной, или мятежом, или любой самой нелепой причиной, он мог бы смириться. Иногда он стоял перед аудиторией, и кто-нибудь из студентов спрашивал об этом случае, и он пытался объяснить, как это было и что он чувствовал. Но Дэвид все еще переживал, и порой его голос срывался, и он погружался в скорбное молчание.
Коллингдэйл не принадлежал к тем, кто считал Омеги природным явлением. Их кто-то создал и запустил. Если бы Дэйв добрался до этого кого-то, он бы с радостью убил его без малейшего сожаления.
