Я стоял в темной комнате моего отеля, глядя на розоватые отблески неоновых ламп на фоне затянутого облаками неба. Ощущение было такое, будто где-то там, далеко, за горизонтом, бушевал пожар. Такая же эмоциональная предгрозовая атмосфера, похоже, нависла и над самим городом — внешнее спокойствие, вроде бы незначительные порывы ветра, то возникающие, то вдруг тут же снова пропадающие в никуда. Мне пришла на память девушка, приезжавшая в гости к Тарлесонам около года тому назад. Мы тогда сидели вместе с ней на пляже у моего дома, и я никогда не забуду то странное возбуждение, которое она не скрывала, глядя, как со стороны залива на нас неотвратимо надвигается мощный шторм.
Тот день был каким-то на редкость тяжелым, полным непонятных предчувствий. Мы ждали до самого последнего момента и, только когда начали падать первые крупные капли дождя, а на резко потемневшем небе засверкали молнии и вдали послышались мощные раскаты грома, быстро подхватили свои пляжные причиндалы и с громким хохотом изо всех сил понеслись к моему дому.
Оказавшись наконец внутри, мы первым делом плотно позакрывали все окна, затем включили свет, но уже вовсю бушевавший снаружи шторм скоро его отключил. Мы самозабвенно занимались любовью в полной темноте под мощные раскаты грома, пронзительные завывания ветра и грохот сердито обрушивающихся на берег волн. Когда все закончилось, у нас было такое ощущение, будто мы друг друга совсем не знаем и даже не можем вспомнить, как, собственно, все происходило.
На следующий день на вечеринке у Тарлесона она сильно напилась, ее тошнило, а потом, после того как я долго выгуливал ее по берегу залива, расплакалась, уткнувшись лицом в мое плечо. Потом она уехала к себе на север.
Сейчас у меня было точно такое же ощущение, что на город надвигается буря и свет погаснет для нас всех...
Ночью мне приснился сон, будто я снова в открытом кафе и Ники, одетая совсем как Лита, обслуживает клиентов в машинах, но не смотрит в мою сторону, а я не могу позвать ее, потому что все окна в моей машине наглухо закрыты и заблокированы.
Глава 8
На следующее утро, ровно в девять тридцать, я подъехал к заводу, поставил машину на место с табличкой «К. Дин» и по привычке направился к отдельному входу для руководства, которым обычно пользовался в старые добрые времена.
Неожиданно оттуда шагнул вперед охранник в серой форме и, выставив руку, преградил мне путь:
— У вас есть специальный пропуск, сэр?
— Нет, специального пропуска у меня нет. Дело в том, что я — Геван Дин, и мы с мистером Мотлингом...
— Простите, сэр, но, если у вас нет специального пропуска, вам придется воспользоваться входом с улицы. Мы ни для кого не делаем исключений, мистер Дин.
Равнодушно пожав плечами, я молча прошел через ворота парковочной площадки на улицу, обогнул здание и вошел через главный вход. Там внутри, как и раньше, толпился народ: коммерсанты бесстрастно ожидали своей очереди, желающие получить работу нервно озирались по сторонам, очевидно гадая, примут их сегодня или нет.
Служащая за окошком приемной бросила на меня холодный, оценивающий взгляд, затем, вдруг узнав, наградила широкой, радостной улыбкой:
— Доброе утро, мистер Дин! Рада вас видеть. Подпишитесь, пожалуйста, вот здесь. Пока вы будете на заводе, боюсь, вам придется все время носить эту бирку на пиджаке. Мистер Мотлинг просил передать вам, чтобы вы сразу же поднялись к нему.
Я молча подписал какую-то бумажку и прикрепил бирку к лацкану пиджака. На ней было написано: «Гость. Только на территории Управления».
— Мистер Дин, мне позвонить и предупредить, что вы уже идете?
— Нет, спасибо. Сначала мне хотелось бы повидаться с мистером Грэнби.
Сообщать ей об этом, конечно, не было никакой необходимости, но я сознательно сделал это, прекрасно зная, что такая «лакомая» информация будет немедленно, буквально со скоростью света передана по служебному беспроволочному телеграфу и максимум через полчаса все здесь будут считать меня горячим сторонником Грэнби в его междоусобной войне с Мотлингом. Хотя лично мне самому еще было далеко не ясно, на чьей я, собственно, стороне! Ладно, бог с ними, в любом случае пусть Мотлинг тоже чуть-чуть понервничает. Если такое, конечно, в принципе возможно.
Джоан Перри, как и положено, сидела за своим серо-стального цвета огромным столом в просторной приемной Уолтера Грэнби. Оклеенной обоями цвета морской волны. На их фоне ее безукоризненно белоснежная блузка и копна светло-рыжих волос смотрелись особенно эффективно, а все вместе производило впечатление отлично, с большим вкусом выполненной рекламной картинки весьма преуспевающего офиса. Она подняла на меня глаза, слегка улыбнулась и сказала:
— Доброе утро, мистер Дин.
С профессиональной точки зрения и улыбка и тон были абсолютно выдержанными и корректными. Ни намека на предыдущий вечер. Само собой разумеется. Ничто и ни при каких обстоятельствах не должно мешать обычному рабочему ритму. Это закон.
Когда я отвечал на ее приветствие, на моем лице, очевидно, проявилось что-то не совсем то, поскольку она почему-то чуть покраснела.
— Уолтер у себя, Перри?
— Да, но сейчас у него полковник Долсон, мистер Дин. — Она протянула руку к интеркому. — Но наверное, ему надо сообщить, что вы уже...
— Не стоит. Я подожду, спасибо. Вчера был очень приятный вечер, Перри.
— Да... действительно приятный.
— Не трать на меня время. Занимайся своими делами. Я просто посижу.
Я сидел и молча наблюдал за ней. Поскольку у нее была электрическая пишущая машинка и ей не надо было отнимать пальцы от клавиш, чтобы переходить на следующую строку — машинка это делала сама, — мягкий стрекот звучал практически непрерывно. Конечно же Джоан прекрасно знала, что за ней наблюдают. Она вдруг нахмурилась, сердито поджала губы, схватила ластик, стерла напечатанное слово, исправила его. Затем закончила, вынула, скорее даже выдернула страницу из машинки, положила ее к другим. Я не очень решительно, но все-таки сказал:
— Вообще-то сам факт, что я встречаюсь с Уолтером до Мотлинга, наверное, вызовет на заводе кучу слухов, как ты считаешь, Перри?
— Да, само собой разумеется. Не далее как вчера до меня дошли слухи, что если вы поставите на мистера Грэнби, то счет, скорее всего, может быть семь к одному.
Дверь кабинета неожиданно открылась, и оттуда энергичной поступью вышел человек в военной форме. Широкоплечий, где-то чуть за пятьдесят, короткие, даже без намека на залысины волосы, аккуратная стрижка, свежее, даже слишком свежее для его возраста лицо, безупречно пошитая и идеально подогнанная форма, полковничьи орлы на погонах будто только что из монетного двора. Довольно напевая, будто ему присвоили очередное звание, он вежливо улыбнулся Джоан Перри, бросил на меня быстрый оценивающий взгляд голубых, молодо и вполне невинно выглядевших глаз, решительно направился к выходу, затем вдруг остановился, с военной точностью, будто на плацу во время парада, сделал поворот ровно на сто восемьдесят градусов, снова внимательно посмотрел на меня, широко улыбнулся, подошел, растянув губы во вроде бы приветственной улыбке:
