Один из них двинулся ему навстречу.
«Черепахи» ходили подобно людям, передвигая ногами. Венерианин поступал иначе. Он не шёл, а прыгал. Помогая себе хвостом, он короткими прыжками приближался к человеку. В руках он нёс каменную чашу.
Коржевский и Князев с напряжённым вниманием следили за каждым движением венерианина. Одновременно они не выпускали из поля зрения двух оставшихся на месте и их грозную свиту.
Второв сделал только пять шагов и остановился. Венерианину понадобилось больше двадцати прыжков, чтобы преодолеть оставшееся расстояние.
Человек Земли и «человек» Венеры сошлись вплотную.
Второв протянул руку.
Венерианин не взял руки. Он даже отскочил на шаг назад. Потом он протянул вперёд свою чашу и, дотронувшись ею до руки Второва, выпустил её.
Чаша упала на землю и разбилась.
Остальное произошло в несколько секунд.
Венерианин отскочил и поднял руки. Это было, очевидно, сигналом.
Пять «черепах» бросились вперёд на Второва.
Князев мгновенно повернул штурвал. Луч света, описав стремительную дугу, ударил прямо в глаза нападающим.
Словно споткнувшись, «черепахи» остановились.
Молодой механик почувствовал, что через секунду Коржевский нажмёт на гашетку. Свинцовый ливень обрушится на плотную массу розовых тел, сея смерть и увечья.
— Не стреляйте! — крикнул он, зажигая второй прожектор.
Но и одного было достаточно. Нападавшие «черепахи» упали на «землю», спрятав головы под панцири. Остальные повернулись спиной к машине. Венерианин подходивший ко Второву, «на четвереньках» прыгал к своим сородичам.
Геннадий Андреевич наклонился и подобрал обломки чаши. Потом он отступил, пятясь. Он не боялся повернуться спиной к неожиданным врагам — прожектор создавал между ними непроходимую стену, а просто не мог стать лицом к вездеходу, от которого исходил ослепляющий свет.
Как только Князев услышал, что за Второвым закрылась дверца тамбура, он погасил один прожектор, а луч другого направил опять вверх. Он даже не подумал, что может следует дать задний ход и уйти от опасности. Он хотел знать, что будут делать венериане. Он не боялся их — свет был надёжной защитой.
— В чём тут дело? — недоуменно спросил Коржевский.
— Что случилось? — раздался из репродуктора встревоженный голос Мельникова. — Почему Станислав Казимирович хотел стрелять?
Князев рассказал обо всём, что только что произошло.
— Можно предположить, — закончил он, — что каменная чаша имела какое-то символическое значение. Геннадий Андреевич не успел её взять. Я это ясно видел. Чаша разбилась. Они поняли это как отказ принять дар. Мы ведь не знаем их обычаев. Может быть, по их понятиям это означает враждебные намерения или даже объявление войны. Кто их знает.
— Надо подобрать осколки и показать этим, что мы принимаем их подношение.
— Геннадий Андреевич так и сделал.
— А что венериане?
— Они отошли шагов на тридцать и как будто совещаются. По крайней мере, у них такой вид.
— Будьте крайне осторожны.
— Разумеется Борис Николаевич!
— Досадный случай! — сказал Коржевский. — Если бы Второв успел взять чашу, события могли принять чрезвычайно любопытный оборот.
— Они и так достаточно любопытны, — ответил Князев. — Даже слишком.
Венериане продолжали стоять на том же месте. Они не приближались к машине, но и не уходили. «Черепахи», все до одной, повернулись спиной к вездеходу. Трое венериан стояли тесной кучкой, и у них действительно был такой вид, будто они совещаются.
— Интересно! — сказал Коржевский. — Мне кажется, они думают, что наше единственное оружие — свет. Повернувшись спиной, они считают себя в полной безопасности.
— И в этом они правы, — сказал Мельников. — Свет — надёжное и достаточное оружие. Применить другое — жестоко и бесчеловечно.
— Вы правы, Борис Николаевич! — ответил Князев. — Эти существа не опасны. Против нас они бессильны.
Но прошло совсем немного времени, и он убедился, что ошибся в своей оценке.
Больше десяти минут положение оставалось прежним: вездеход не двигался, венериане тоже. Второв закончил «дезинфекционный» процесс и вышел из тамбура.
— Я действительно не успел взять чашу, — ответил он на вопрос Коржевского. — Не ожидал этого.
— А где обломки?
— Оставил в тамбуре. Рассмотрим на корабле. Что мы будем делать дальше? — обратился он к Князеву.
— Там увидим! Предоставим инициативу венерианам.
Ожидать «инициативы» пришлось недолго.
Где-то в задних рядах толпы красных панцирей произошло движение. Стоявшие впереди расступились в стороны, уступая дорогу чему-то, что в первый момент показалось людям неизвестной машиной. Вглядевшись пристальней, они поняли, что на них движется большой деревянный щит, сделанной из брёвен, скреплённых между собой чем-то вроде верёвок. Те, что его нёс, были невидны.
— Открытие военных действий, — сказал Князев.
— Исключительно интересно! — воскликнул Коржевский. — Становятся очевидным, что на Венере есть различные племена и они воюют между собой. Никакого сомнения, — война им известна.
— Очень жаль, — заметил Второв.
Щит приближался. Намерения венериан не вызывали сомнений. Прикрываясь щитом от света, они хотели приблизиться к вездеходу вплотную.
— Нельзя отказать им в смелости, — сказал Коржевский, — наша машина должна вызывать в них страх, но его незаметно. Отчего это происходит? — Он рассуждал словно сам с собой, и так спокойно, точно никакая опасность им не угрожала. — Земные дикари не осмелились бы напасть на вездеход. Венериане либо гораздо умнее их, либо, наоборот, гораздо глупее и не сознают опасности…
— Создавать гипотезы будем на звездолёте, — прервал его Князев, — стойте у пулемёта, но без моей команды не стреляйте. Геннадий! Пересядь к заднему пульту.
— Может быть, лучше уйти от них?
— Я хочу выяснить их намерения. Убежать, мы всегда успеем.
Произнося фразу, он даже не подозревал, как скоро будет вынужден переменить своё мнение.
Чтобы узнать нравы, обычаи, характер и силу одного народа, другому народу всегда нужно было время. Особенно, если они встретились впервые. Если так обстояло дело на Земле, между родственными друг другу существами, то насколько труднее обитателям одной планеты узнать обитателей другой.
Между людьми и венерианами общим был только разум. Во всём остальном они были совершенно различны. И только по внешнему виду, но, очевидно, и по восприятию мира. Люди не могли понять, почему незначительный с их точки зрения, случай привёл к такому резкому изменению отношения к ним со стороны хозяев планеты.
