«Чудовищно умён этот корабль», — подумал Второв.
— Вот теперь нельзя сомневаться, что мы спасём и себя и корабль, — сказал Мельников, обнимая товарища. — Молодец!
Второв подробно рассказал обо всём, что произошло в действительности.
— Выходит, — закончил он, — что я ещё не годен к роли водителя этого звездолёта.
— Я и не надеялся, что это произойдёт сразу, — ответил Мельников. — Будешь учиться. И учиться долго. Мы не имеем права рисковать после такого удачного начала.
— Боюсь, что придётся поторопиться. Скоро мы ослабеем от голода.
Мельников испытующе посмотрел на друга.
— Ты чувствуешь голод? — спросил он.
— Пока нет.
— Я тоже не чувствую. Наоборот, мне кажется, что у меня прибавились силы.
— Как странно, — сказал Второв, — у меня тоже такое ощущение. Наверное, это от нервного состояния. Ведь мы ели в последний раз на нашем корабле пятнадцать часов тому назад.
Мельников промолчал. Смутная мысль, что тут снова замешаны фаэтонцы, мелькнула и исчезла. Не могли же они питаться воздухом. А если могли, то люди Земли не могут. Но никак не удавалось отделаться от впечатления, что желудок полон.
— Надо внимательно следить за тем, сколько времени продлится поворот, — сказал он. — Может быть, тебе придётся вмешаться и прекратить его.
— Не думаю. Я хорошо помню, что представил себе поворот именно на сто восемьдесят градусов. Не сомневаюсь, что так и будет.
— Вполне возможно, но всё же проследим.
Возникшая вследствие центробежного эффекта сила тяжести была несколько большей, чем на Земле. Мельников и Второв чувствовали себя немного отяжелевшими, но не настолько, чтобы затруднялись движения. Было естественно предположить, что эта тяжесть для фаэтонцев нормальна. Отсюда вытекало, что планета Фаэтон превосходила Землю своими размерами. Это объясняло малый рост фаэтонцев. Мельников отметил про себя этот чрезвычайно важный факт.
Звездолёт совершал поворот в вертикальной плоскости. Относительно полов, мостиков и всех предметов на корабле сила тяжести всё время была направлена вниз. Передвигаться можно было свободно, так же как тогда, когда корабль стоял на Венере. Это было удобно и доказывало продуманность, с какой были настроены пока ещё непонятные автоматы, управляющие полётом.
Медленно и равномерно Солнце и Венера менялись местами. Казалось, что не корабль, а именно они поворачиваются вокруг звездолёта. Через три часа Солнце оказалось внизу, под ногами, а Венера над головой.
И поворот закончился. Снова исчезла тяжесть, звездолёт полетел прямо. Теперь он двигался к недавно покинутой планете. Но если раньше опасения Второва были преждевременны, сейчас они стали вполне реальны. Венера была совсем близко. С огромной скоростью корабль падал на планету. Надо было принять меры.
— Заставь его ещё раз повернуть, — сказал Мельников. — Надо отлететь подальше. Производить манёвры так близко от Венеры опасно.
— В какую сторону? — деловито спросил Второв.
Мельников улыбнулся.
— Ну, например налево. На девяносто градусов.
Второв уверенно сел в кресло.
Подумать о повороте именно на девяносто градусов было не так просто. Этот угол надо было не назвать, а реально представить себе. Представить в воображении с абсолютной точностью. Мельников на всякий случай лёг на мостик.
Звездолёт вздрогнул. Мельников ясно ощутил, как возникла и сразу исчезла тяжесть. Потом ещё раз, в другую сторону. Корабль заметался, дёргаясь в разные стороны. Было ясно, что чувствительные автоматы послушно исполняли нечёткие приказания Второва.
— Спокойно, Геннадий! — крикнул Мельников.
Сильный рывок сбросил его с мостика. На этот раз он довольно чувствительно ударился головой о невидимую стенку. Но тот же рывок сбросил с кресла и Второва. Звездолёт «успокоился».
— Чёрт знает, что такое! — сказал Второв. — Никак не удаётся.
— Отдохни. Прежде чем подойти к пульту, поупражняйся так.
— Тогда лучше перейти в другое помещение.
— Правильно.
Мельников отчётливо чувствовал, что состояния невесомости больше нет. На корабле существовала едва заметная сила тяжести. Откуда она возникла?
— Ты не думал об ускорении?
— Нет. Могу уверенно сказать, что не думал.
— Тогда, значит, мы падаем на Венеру.
Притяжение планеты, очевидно, создавало ускорение. Отсюда и тяжесть. Это обстоятельство начало тревожить Мельникова. Он заметил, что Солнце — хоть и очень медленно — смещалось относительно их. Тени двигались. Звездолёт выходил на прямой путь к Венере. Если Второв не сумеет собрать свои мысли в тугой клубок, катастрофа неминуема. Корабль сгорит в атмосфере и погибнет для науки. Что делать? Как и чем успокоить Второва, вернуть ему недавнюю уверенность в себе? По лицу товарища Мельников видел, что тот в полной растерянности. Нельзя говорить, что осталось очень мало времени.
— Отдохни, — повторил он. — Спешить некуда.
Вот когда со всей силой проявились волевые качества, приобретённые за четыре космических рейса. Лицо Мельникова было совершенно спокойно. Не только Второв, но и никто другой не смог бы увидеть на нём ни малейшего следа озабоченности и тревоги, которые в действительности быстро возрастали.
Второв даже не заподозрил грозной опасности, нависшей над ними.
— Я буду упражняться, — сказал он. — Подойду к пульту только тогда, когда смогу уверенно представить себе нужный угол. У нас есть время?
— Сколько угодно, — невозмутимо ответил Мельников. — Не торопись. Надо действовать наверняка.
Он сам поступал именно так. Ещё одна неудачная попытка — и ничто уже не спасёт их. Во что бы то ни стало нужно выдержать принятую тактику до конца. Это единственный шанс.
— Ты оставайся здесь, — сказал Мельников, — а я пойду в другие помещения. Похожу по кораблю.
«Забыл», — подумал Второв.
Стараясь делать это незаметно, он стал следить за товарищем.
Мельников подошёл к стене. Нажал кнопку, но дверь не открылась. Механизмы фаэтонцев полностью перешли на «мысленные приказы». Тогда он попытался представить себе открытый проход. Но и из этого ничего не вышло.
«Насколько всё было бы проще, — подумал Мельников, — если бы механизмы оказались настроенными на биотоки моего мозга, а не мозга Второва».
— Открыть дверь? — спросил Геннадий Андреевич.
— Нет, это ни к чему. Всё равно мне одному никуда не уйти. Передвигаться по кораблю можно только с тобой. Я постараюсь не мешать тебе здесь.
Но дверь всё-таки открылась.
Второв снова выругался.
— Одно наказание, — сказал он. — Я опять подумал против воли.
