— Чем могу быть вам полезна?
— Очень срочное дело. Пожалуйста, сообщите судье, что к нему пришла командир Стил. — Лора показала удостоверение. — Или даже просто назовите мое имя — Лора.
— Ну знаете, сейчас уже довольно поздно, и судье необходимо…
— Я дочь Владила Стила. И судья не откажется со мной встретиться.
— Батюшки… Да входите же.
Лора и Алекса взбежали по ступенькам и вошли в дом. Они остановились в передней, дверь за ними захлопнулась, а госпожа Фогерти поспешила во внутренние комнаты особняка. Вначале они слышали только её голос, доносившийся оттуда, затем раздался голос пожилого мужчины.
Вновь появилась госпожа Фогерти и поманила их за собой.
— Сюда, дорогие мои, сюда.
Судья Прайор сидел в своей маленькой библиотеке, укутавшись в теплый халат. Перед ним рядом с креслом на маленьком столике стоял стакан молока. Судья улыбнулся Лоре и встал с кресла.
— Я не видел вас с… с…
Улыбка исчезла с его лица.
— С момента моей смерти, — закончила за него Лора.
Судья закашлялся и вновь опустился в кресло. Алекса подошла к нему и протянула стакан молока.
— Спасибо… — Он сделал глоток. — Спасибо.
Рука судьи дрожала, когда он возвращал стакан Алексе.
— Ваша честь, мне необходима ваша помощь. — Лора протянула судье лист пергамента с текстом, написанным лиловыми чернилами старомодным почерком с завитушками. — Это ордер на обыск и арест.
— Дорогая моя, я… — Судья замолчал и после паузы продолжил. — Здесь явно такой вопрос, который не может решить судья на ночном дежурстве.
— Или не захочет, — возразила Лора.
— И кого же, — спросил судья, принимая у неё из рук документ, — вы хотите арестовать?
Лора сделала глубокий вдох.
— Комиссара Вильнара. Мне необходимо обыскать его кабинет и его дом.
— Комиссара? — Судья опустил бумагу на колени. — Невозможно.
— Отнюдь, — вновь возразила Лора, — все возможно тому, кто готов многим пожертвовать. Она сунула руку в сумочку.
30
Где-то в середине второго действия несколько рядов зрителей вдруг тяжело задышали в унисон, и амулет начал обжигать грудь Донала.
— Танатос!
Кто-то обернулся и шикнул на него.
Проклятие! Проклятие! Проклятие!
Донал сорвал амулет с шеи, и после этого события ускорились. На сцене тройняшки пели столь блестяще, что на Донала нахлынули воспоминания о диве.
Ты чувствуешь кости?
О Смерть, да!
Амулет лежал на ковре, его сияние постепенно угасало. Его защитные чары также постепенно исчезали после того, как амулет перестал соприкасаться с телом Донала. Он больше не мог защищать его от прилива темных сил.
Свет софитов на сцене стал золотистым (по сюжету оперы в заколдованном царстве Брисмангидор вот-вот должен был начаться сельский праздник). Донал заметил вспышки ярко белого цвета, напоминавшие молнии. Софиты наверху направляли в глаза зрителям специальные невидимые руны, гипнотизировавшие их. Донал по какой-то загадочной причине видел их.
И теперь, когда он лишился защиты амулета, им вновь могли воспользоваться люди из Черного Круга.
Танатос, я же сам иду к ним в руки!
Но амулет не был предназначен для защиты Донала от внешних сил, а лишь для того, чтобы скрывать его собственную внутреннюю тьму от мира. Теперь у него не было этого щита.
Ты чувствуешь кости?
— НЕТ!
Кто-то из сидевших в зале с ужасом взглянул на Донала, но большинство уже находились в трансе, вызванном рунами. Массовый транс уже давно охватил бы всех присутствующих в зале, но члены Черного Круга не знали, что сегодня вечером на спектакле будет Донал Риордан.
А если бы знали, то все находившиеся в зале давно пребывали бы в трансе, как это произошло в театре «Дю Лу Мор». Ибо совсем не дива была тогда центром охватившего всех магического оцепенения. Она была целью, а кто-то другой сфокусировал тауматургические волны, передававшиеся в театр, кто-то другой выступал в качестве линзы для магов Черного Круга.
Ты чувствуешь вкус музыки?
— Да! Да, чувствую.
Центром был Донал.
Донал был линзой.
Он был орудием смерти дивы.
* * *
Донала сковывал транс, каждая мышца напряглась в кататоническом оцепенении. Он пытался стать тем старым Доналом, тем человеком, которым был до того, как им овладела сила праха.
Странные гармонии вились вокруг него: стоны и завывания, не имевшие никакого отношения к звукам, исходившим из оркестровой ямы.
Ты чувствуешь кости?
Всегда.
Ты…
Каждое треклятое мгновение.
На противоположной стороне театрального зала в гостевой ложе, такой же роскошной, как та, в которой Донал сидел вместе с доном Ментрассоре, два человека внимательно всматривались в зрителей внизу. Не совсем… Член Городского совета Финросс делил свое внимание между погружавшейся в транс аудиторией и Тройняшками на сцене.
А глаза советника Гельбтхорна загадочно мерцали, излучая тауматургические энергии вниз, в зал.
Гельбтхорн.
Какой-то частью сознания Донал воспринимал волны тьмы, что катились сверху на зрителей в зале, хотя, скорее, это была всего лишь иллюзия, нечто вроде метафоры: передававшиеся энергии не имели никакого отношения к свету. Человеческая сетчатка не способна воспринимать некроны.
Лора.
Сделай это ради Лоры!
Как-то старому тренеру Донала по боксу Мелу О'Брайену пришлось поднимать его с пола на ринге. Предполагалось, что Донал будет участвовать в спарринговом матче, но его гораздо более сильный противник был с самого начала по каким-то своим причинам преисполнен ненависти к нему. И Донал, падая на пол, сломал руку, кроме того, несколько ребер у него уже были сломаны в ходе боя ловким ударом противника.
«Раны заживут, малыш, — сказал тогда Мел. — А как твой дух? Он ведь цел и невредим, правда?»
И Донал крикнул своему противнику, уходившему с ринга:
«Ну что, не смог одолеть меня и бежишь?»
После этого случилось невероятное. Донал испытал, возможно, самое острое наслаждение в своей жизни, когда здоровой рукой нанес противнику от бедра такой удар, от которого тот рухнул на пол и остался лежать до тех пор, пока его не подняли.
Но сейчас Доналу вспомнились другие слова Мела, которые он произнес, когда на раны Доналу накладывали повязки из змеиной кожи.
