– Закрой пасть, недоумок!
Это выводит меня из себя. Я с удвоенной силой грохаю в стену. И сообщаю соседу некоторые подробности из его интимной жизни.
– … а потом позади появился громадный бегемот, и… – обрываю тираду, поскольку замечаю за окном здоровенный глаз ярко-желтого оттенка.
Почти впритык с решеткой в металлическую раму протискивается гигантское око. Лилово-желтое, с размытым зрачком иссиня-черного цвета. Таким же вертикальным, как у меня.
Сначала мне кажется, что это одна из лун. Но сразу же отбрасываю такую версию. Не может наш спутник настолько приблизиться к земле. Если это произойдет, все наше государство, включая свободное Княжество Хаоса и даже Дальние Круги, исчезнет псоборотню под хвост.
Второй вариант более правдоподобный. Небось, кто-то из птицоборотней решил посмотреть на заключенного "врага народа". Возможно, передо мной какой-нибудь зубатый журналюга, не страшащийся ни застенков, ни смертоносной магии, окружающей тюрьму предварительного заключения.
Нет, журналист тоже не пойдет. Хоть наши папарацци и хитры на всяческие выходки, но прорваться сквозь чародейский заслон им не под силу. Тюрьму заколдовали еще наши предки. А, как известно, сильнее магии, чем у наших отцов и дедов, во всех измерениях не найти. Стало быть, либо передо мной галлюцинация, либо какой-то демон высшего порядка. Впрочем, у демонов не бывает вертикальных зрачков. Они у них либо крестообразные, либо в виде звезд со множеством лучей.
– Ты долш-ш-шен бе-ш-ш-шать, – доносится со стороны окна.
– Чего? – шипящий голос едва слышен, потому решаюсь переспросить.
– Беш-ш-шать! – требовательно повторяет око.
Глаз настолько большой и так сильно прижимается к решетке, что серебристый металл протестующе поскрипывает. Сыпется колдетонная известь, один из прутьев лопается со звуком резко распрямленной пружины.
– Куда? – с видом тихого олигофрена спрашиваю я.
– Куда-а-а… нибудь!
– Спасибо за совет, но мне и здесь пока неплохо.
– Бех-х-хи отс-с-сюда! – говорит мне око. Зрачок медленно расширяется, а затем сужается обратно.
Чувствую себя, точно насекомое на булавке, которого рассматривают через увеличительное стекло.
– Я уже думал об этом, – доверительно сообщаю желтоглазому пришельцу. Интересно, у него всего лишь один глаз? Или два? Или он вообще состоит целиком из этого ока? – Но пока что выхода нет. Даже если отключу охрану, дальше забора не убежать. Там такая магия, что даже пси-муха не пролетит. Сжигает на месте.
– Пробуй-й-й…
– Спасибо за совет, – дарю пришельцу очаровательнейшую улыбку из своей коллекции. – А, может, еще и помощь какую-нибудь предложите?
– Позш-ш-ше!
– Порадовали, – поднимаюсь на ноги и манерно раскланиваюсь. – Когда же это "позже" наступит?
– Вс-с-сему с-с-свое время-а-а!
– Вот тогда бы и приходил! – мне становится не по себе от странного голоса. Потому скрещиваю руки на груди и демонстративно отворачиваюсь от окна. – Придешь, когда "позже" наступит.
– Эй, дурень! – гремит со стороны дверей. Открывается узенькое окошко и за ним появляется раскрасневшаяся рожа охранника. – Ты с кем тут разговариваешь? Соседи жалуются!
Я показываю тюремщику сложнейший оскорбительный жест и изо всех сил грохаю ногой в стену.
– Ну чего ты опять?! – жалуются из соседней камеры.
– Стукач позорный! – ору ему в ответ. – Перед охраной выслуживаешься?
Сосед молчит и не подает даже звука.
– Чего заключенным спать не даешь? Серебряной дубинкой захотел? – кричит охранник. – Сейчас я к тебе доберусь.
– Иди ты в… – красочно объясняю направление и словесно обрисовываю затейливую карту культпохода для всех работников тюрьмы предварительного заключения. – А по прибытию чтобы отчитался своему начальству. Оно уже ждет тебя там!
– Ну все! – свирепеет тюремщик. – Сейчас ты у меня…
– Стой! – гневный окрик останавливает служивого от необдуманных действий. Жаль, а мне так хотелось проломать кому-нибудь черепушку и прогуляться по коридорам. Там, глядишь, и нашел бы какую-нибудь лазейку в охране тюрьмы. Или "желтоглазый друг" помог бы, возможно.
Поворачиваю голову к окну и вижу только располосованный решетками кусочек лилового неба. Ни тучки, лишь слабая змейка горячего пара. Видимо, струится из магенераторов, питающих тюрьму магелектричеством. Одиноко мерцает какая-то звезда. Точно не разобрать, что за небесное тело – остальную карту ночного неба закрывают толстые стены.
"Интересно, это на самом деле произошло? – думаю и почесываю небритый подбородок. – Или все же привиделось?"
– По-моему ты без разрешения собирался открыть камеру государственного преступника, – доносится из-за двери. Голосок у новоприбывшего тоненький, словно у полевой мыши. Не удивлюсь, если начальник пришел. В наших тюрьмах почему-то все начальники – мелкие скользкие типы с воровато бегающими глазенками. В других мирах, возможно, по-другому. – Собирался входить в камеру?!
Я улыбаюсь – приятно, что нерадивого тюремщика отчитывают.
– Нет, господин, – мямлит охранник. – Пытался успокоить скандалиста…
– Кру-угом! – командует пришелец. – Марш на свой пост. И чтобы больше к двери не возвращался!
– Эх, есть! – до меня доносится глухой удар. Это два крепко стиснутых пальца бьются об макушку тюремщика. У нас, в Валибуре, так отдается честь. – Есть, не возвращаться к двери государственного преступника!
Отдаляются шаркающие шаги. Некоторое время размышляю над тем, почему тюремные работники ходят столько нарочито громко? Видимо, опасаются застать кого-нибудь врасплох. Например, копают узники подземный ход. Спокойно так, никого не трогают, без лишних звуков. И тут внезапно подкрадывается подлый тюремщик. Заключенные пугаются, хватаются за сердца. И все, несколько бедных узников скончалось от инфаркта. Какая нелепая смерть! А потом начальнику каталажки сверху выпишут сварливую петицию и снимут премию. Так что лучше издалека сообщать о своих передвижениях.
Дверь истошно завывает и поворачивается на ржавых петлях. В камеру заходит низенький типчик, одетый в коричневую форму и лакированные коричневые же сапоги. На голове у него нахлобучена немалых размеров служебная шапка с короткими оленьими рожками. Это означает, что меня порадовал визитом самласлед, самый младший следователь.
В руках у ночного гостя маленький раздвижной стул. Под левой подмышкой у него толстая папка, из которой выглядывает немалый ворох разноцветных бумаг.
Я выжидаю, безразлично рассматривая пятна на потолке. Их ровно сорок три больших и где-то сотни четыре маленьких. Не поленился подсчитать за долгое время пребывания в здешних пенатах. А что еще делать со скуки?
Следователь раскладывает стул, манерно усаживает на него свои угловатые мощи. Отточенным жестом бросает папку на колени, барабанит по ней пальцами обеих рук. Ногти у него ухоженные, начищенные до блеска. Несомненно молодой франт из когорты золотой молодежи. Наверное, числится сынком какого-нибудь хват-генерала полиции. А сюда попал, чтобы отслужить несколько лет в приближенной к оперативникам обстановке. Его ожидает светлое будущее и погоны хват-полковника лет через двадцать. Ненавижу таких красавчиков. Им не надо ни мозгов, ни талантов, чтобы добиться чего-нибудь. Мне же невысокое звание хват-майора пришлось зарабатывать потом и кровью.
