– Э, ваше величество, да ты уже надрался... – щегольнул
механик репликой из бессмертной кинокомедии.
– Н-не без того, – сообщил Мазур. – Б-бензин
какой-то они тут подают, да еще ацетоном бодяжат... Поехали куда поприличнее? Я
плачу, не сомневайся... За мной не заржавеет... Земляки – дело святое... Где
Катька? Пусть ловит тачку, поедем всей кодлой куда поприличнее, чтобы
стриптиз... и официанты во фраках...
На лице механика отобразилось явственное беспокойство –
такой оборот его решительно не устраивал, а еще пуще – радиста... Мазур,
покачиваясь, глупо ухмыляясь, терпеливо ждал предложения, которое просто
обязано было сейчас прозвучать.
– Коля, – сказал механик задушевно, – такси в этом
районе хрен поймаешь, а до приличных кабаков – километров десять пехом... Такой
уж дурной город.
– Аб-балдеть, – сказал Мазур, ритмично раскачиваясь,
как дервиш из Эль-Бахлака на молитве. – Тут они недосмотрели, точно. Хрен
я еще раз приеду в такую дыру... Т-точно, десять кэме?
– Если не больше, – безжалостно подтвердил
механик. – Оно тебе надо – переть в такую даль? Пальмовым лесом,
трущобами? Там бандюганы на каждом углу, только и смотрят, как бы белого прирезать...
– Э, нет! – громко возгласил Мазур. – Бандюганы
мне и дома надоели, да я и сам-то, грубо говоря и прямо выражаясь... Нет уж,
желаю веселиться дальше, но чтоб без бандюганов! И чтоб не тащиться никуда!
– Коля, а пойдем на корабль?
– На к-какой? – с идиотским видом вопросил Мазур.
– На наш. На «Орион». До него два шага, а там и водочка из
неприкосновенного запаса, и комфорт, и видак с советскими комедиями...
– Точно?
– Чтоб я так жил!
– Х-хочу «Бриллиантовую руку»! – заявил Мазур. –
Косят зайцы траву, трын-траву в сарафане...
– И «Бриллиантовая рука» есть, и «Кавказская пленница».
– И пл-ленница?! – возопил Мазур в совершеннейшем
ностальгическом восторге. – Желаю категорически! Если б я б был султан, я
б прогнал трех жен... Пошли! Катька, ты где там?
И, чтобы поторопить события, сделал вид, будто готов
отрубиться прямо здесь. События стали разворачиваться в ускоренном темпе:
Виталик метнулся на танцпол, перекинулся парой слов с пижоном-радистом, тот
просиял, засуетился...
Не позднее чем через пару минут процессия двинулась к пирсу.
Впереди добрый самаритянин Виталик и еще кто-то, то ли Миша, то ли Гоша, как
там его, вели под белы рученьки двигавшегося уже на совершеннейшем автопилоте
Мазура, которого кренило то вправо, то влево, то швыряло вовсе уж зигзагом, и
морячки, сами не особенно трезвые, едва успевали в последний момент подхватить
нового друга. Сзади шли радист с Анкой. Анка хохотала и громко рассказывала
спутнику, что с ее Колюнчиком всегда обстоит одинаково: когда он в таком вот
умильном состоянии, достаточно одного-единственного стаканчика, чтобы задал
храпака часов на восемь, и исключений из заведенного порядка практически не
бывает. А девушка, добавила она обиженно, должна скучать рядом с бесчувственным
телом – а у девушки в такие ночи романтическое настроение, ей на звезды
смотреть хочется с борта корабля, ночной свежестью дышать...
Воспрянувший радист, уже полагая Мазура отключившимся,
отвечал что-то в том смысле, что прекрасно понимает нежные трепыхания
романтической девичьей души и самолично покажет столько созвездий, что и
сосчитать невозможно, да еще и объяснит, где какое. И нес что-то такое о любви
с первого взгляда. Анка заливалась, как полоумная, так что у радиста не должно
было остаться никаких сомнений в успехе предприятия.
Поводыри страшным шепотом, в оба уха начали внушать Мазуру,
что ему следует держаться чуточку прямее и не орать так про вожделенную кассету
с «Кавказской пленницей» – пришли, мол, и там стоит самый страшный человек на
судне – вахтенный.
Вахтенного они миновали без особых приключений: он, правда,
начал было что-то бурчать насчет посторонних и строгих корабельных порядков.
Повиснув на нем со всей непринужденностью, Мазур деловито распорядился:
– Не свисти, денег не будет... В номер – блядей и
шампанского, и чтобы живенько...
Оторопевший вахтенный едва выдрался из цепких объятий. Его
успокоили, сунули прихваченную из кабака бутылочку, чтобы служба медом
показалась, – и повели Мазура в недра корабля.
Как-то так получилось по нечаянности, что по дороге радист с
Анкой отстали и затерялись в переходах. Однако Мазур не стал по этому поводу
поднимать шума, вообще не заметил убыли среди присутствующих – он уже начинал
вырубаться окончательно, повис на плечах спутников, как куль, что-то мыча
насчет постельки и баньки. Они старательно перли его волоком по тускло
освещенному коридору, принесли в небольшую двухместную каюту, уложили на койку.
Мазур приготовился отбиваться, если вздумают снимать пиджак, – там у него
по карманам и было рассовано самое интересное. Но их услужливость до такой
степени не простерлась – положили на койку, выжидательно остановились над ней.
Мазур, не открывая глаз, промычал насчет посошка. Его
приподняли и, прекрасно, должно быть, помня Анкины откровения, сунули в руку
полный стакан, громко поощряя:
– Ну, Колян, за кибернетику!
Мазур, не открывая глаз, осушил сосуд, разжав пальцы,
выпустил его, посидел пару секунд с идиотской улыбкой, а потом рухнул обратно в
койку, уронил голову на грудь и всхрапнул.
Оба обормота еще немного постояли над ним, потом погасили
свет и тихонечко вышли, похохатывая. Когда за ними закрылась дверь, Мазур сразу
открыл глаза, но по врожденной подозрительности еще несколько минут лежал
неподвижно, старательно похрапывая. Потом бесшумно встал, подкрался к двери,
осторожно ее открыл, высунул голову. Тускло освещенный коридор и тишина. Все
было в порядке, выражаясь казенно, внедрение состоялось.
Корабль чрезвычайно напоминал ему «Сириус» – точно, по
схожему проекту построен – и Мазур, сидя в полумраке на узкой казенной койке,
вдруг испытал нечто вроде пронзительного, недолгого, продолжительностью в
несколько секунд приступа безумия: показалось, что не было всех этих лет, и он
как раз лежит в своей каюте на «Сириусе», а «Сириус» плывет у Ахатинских
островов, и старшему лейтенанту Мазуру попросту приснился длинный, затейливый
кошмар, но сейчас он проснулся, выйдет на палубу и увидит живыми, здоровыми и
молодыми всех, начиная с...
Это было так пронзительно и реально, что он не сразу
справился с собой. Потихонечку вернулся из семьдесят шестого в двадцать первый
век. Барашки иллюминатора оказались открученными, Мазур тихонько распахнул его.
Над морем сияли звезды, наплывала та самая пресловутая ночная свежесть, и
вокруг стояла успокаивающая тишина.
Он залез обеими руками во внутренние карманы белоснежного
пиджака, достал два тяжелых свертка, освободил из пластиковых пакетов шесть
тяжелых цилиндриков толщиной с горлышко бутылки и длиной с пивную бутылку.
Нажал на одном маленькую кнопочку, вспыхнул узкий экранчик.
