– Какое небо голубое!
Мы не сторонники разбоя.
На дурака не нужен нож,
ему с три короба наврешь —
и делай с ним, что хошь...
А в подтанцовке у него выступала небезызвестная белокурая
красавица по имени Олеся вившаяся вокруг мелким бесом, мастерски отмахивавшая
недурственный чарльстон, в коротеньком белом платье и доподлинном соломенном
канотье (очень может быть, специально разысканном в Европе и спецсамолетом
оттуда же доставленном, с них станется). Выплясывая вокруг, она смотрела в
глаза Мазуру лукаво, игриво, весело, увлеченно – чистой воды лиса Алиса. Находя
несомненное удовольствие в происходящем, она, потупив глаза, подпевала
ангельским голосочком:
– Какое небо голубое...
Мы не сторонники разбоя!
На дурака не нужен нож —
ему покажешь медный грош
и делай с ним, что хошь...
Ах, как восторженно принимали их шлягер подвыпившие дамы и
нажратые господа, как били в ладоши и орали! Мазур даже задумался – не есть ли
это неофициальный гимн крупного российского бизнеса, очень уж удачно ложится на
все происшедшее, настоящее и будущее...
Он в р е з а л со всего маху финальный аккорд, замер, широко
разведя руки, поклонился под гром аплодисментов и спрыгнул со сцены, подал руку
Олесе, провел ее к столику. На эстраду уже карабкался не кто иной, как Вадик из
Ниццы со своим неразлучным баяном, жизнерадостно вопя:
– Щас спою!
Кое-где в зале маячили черные лица – надо полагать, особо
доверенные и допущенные к околице сладкого пирога господа министры и прочая
шушера. Насколько Мазур разглядел, они изо всех сил старались соответствовать
разудалому русскому веселью, старательно орали и хлопали в ладоши – но, по
рожам видно, предпочли бы что-нибудь другое, более привычное. Тем более что
языком х о з я е в не владели и не могли оценить в должной мере ни песни, ни
реплики – никто не брал на себя труд им что-то переводить, справедливо полагая,
что и так обойдутся.
– Ну, как настроение, герой дня? – спросила Олеся,
лукаво глядя поверх бокала с умопомрачительно дорогим шампанским. – Ты и в
самом деле отлично поработал, есть за что уважать...
– Говорил же – старые кадры работать умеют, – сказал
Мазур.
– Какие эмоции по поводу ордена?
– Никаких, откровенно говоря, – хмыкнул Мазур. – У
меня их столько, что вешать некуда. А толку...
Олеся прищурилась:
– До меня донеслось, он тебе еще и денег дал...
– Было такое дело, – сказал Мазур. – Вот это я
воспринимаю с чувством глубокого удовлетворения. Слишком долго от меня
отделывались просто красивыми бляхами – на лентах, на винтах, на булавках. А
вот поди ж ты, нашелся толковый африканский человек, который понял, что соловья
баснями не кормят...
– Приятно иметь с ним дело, верно? – спросила Олеся с
загадочной улыбкой лисы Алисы.
– Откровенно говоря, приятно.
Она понизила голос:
– А что скажешь, если я тебе по секрету признаюсь, что
сегодняшний твой маленький бизнес с Кавулу – только начало?
– А что тут скажешь? – пожал плечами Мазур. – С
превеликим удовольствием. В разумных пределах, конечно, то бишь – в силу моих
скромных способностей и возможностей...
Она решительно поднялась:
– Пошли. Здесь не стоит...
Мазур охотно встал и двинулся за ней. Никто их ухода не
заметил – всем было наплевать, вечеринка раскрутилась, как вырвавшаяся из часов
пружина; на эстраде Вадик, терзая баян, задушевно орал про Мурку в кожаной
тужурке, а за столиком, мимо которого Мазур проходил, чернокожего министра
учили пить стаканом «Северное сияние» – что он и проделывал, выпучив глаза от
несказанной новизны ощущений.
Пройдя по коридору, Олеся распахнула дверь справа. За ней
обнаружился небольшой отдельный кабинет, подготовленный для романтического
свидания: столик накрыт на двоих, кроме стульев присутствует еще и обширная
тахта, годившаяся для любых раскованных экспериментов. С этой картиной не
сочетался разве что человек в безукоризненном костюме, при полосатом галстуке,
с одухотворенным видом творческого человека медленно водивший у стены каким-то
хитрым прибором. От прибора шли черные проводки, прикрепленные к наушникам на
голове одухотворенного.
Олеся показала Мазуру на стул, он присел и стал смотреть,
как священнодействует незнакомец. Тот, повозившись еще немного, кивнул Олесе,
сложил аппаратуру в черный кейс и бесшумно улетучился.
– Итак? – спросил Мазур.
– Горишь нетерпением?
– Скорее уж алчностью. Чует мое сердце, что без денег не
обойдется.
– Совершенно верно, – сказала Олеся, понизив
голос. – Вот теперь-то и обрушатся г л а в н ы е деньги, которые тебе
обещали.
– Миллион баксов?
– И даже немножко больше, – серьезно сказала
Олеся. – Сегодня мы с президентом уточнили детали, то бишь проценты. Твоя
доля – четыре процента.
– От чего? – тут же уточнил Мазур. – Извини уж, но
я, с вами общаясь, попривык конкретно вопросы ставить...
– Четыре процента в данном случае представляют собой один
мешочек из двадцати пяти. Они, в общем, примерно одинаковы по весу, потом
можешь сам выбрать себе любой. Президент не будет против.
– А в мешочках что?
– Алмазы, необработанные.
Мазур моментально вспомнил Анку, то, что она говорила об
алмазах – значит, девчонка и в самом деле раньше него наткнулась на г л а в н ы
й секрет...
– В чем дело? – спросила Олеся быстро. – У тебя
лицо вдруг стало чертовски озабоченное.
– Исключительно оттого, что я давно живу на этом свете и
кое-что повидал, – сказал Мазур. – Никто не станет отдавать такой
процент, да еще в виде мешочка с алмазами, за н е с л о ж н у ю услугу. Коли уж
человек столько платит, и работа предстоит нешуточная.
– Не буду скрывать, именно так и обстоит...
– Мне что, надо их откуда-то украсть? – спросил
Мазур. – Из особо охраняемого сейфа?
– Ну, к чему такая уголовщина? Если помнишь, в Ньянгатале
есть богатые алмазные копи. Где долю имеем и мы, и президент. К р а с т ь
ничего не надо...
– Ничего не понимаю.
– Не удивительно, – улыбнулась Олеся совершенно
безмятежно. – Комбинация не нами придумана, но использовалась все же
редко... Президент тебе говорил о том, что ситуация в стране его чертовски
напрягает? Четверть века никакого порядка, как ни бейся, по джунглям
по-прежнему будут носиться партизаны в огромном количестве, а честолюбивые
генералы и даже полковники – присматриваться к главному креслу страны...
