– Вообще-то... – начал Мазур.
И не закончил. Шарахнулся вправо, вскинув автомат, успев
свистом сквозь зубы и скупым жестом дать Анке приказ убраться с тропы.
Прекрасно уловив смысл, она юркнула за дерево, встала к нему боком, вскинув
автомат. Вопросительно воззрилась на Мазура. Сам он смотрел вперед, где за
корявым стволом толщиной в два обхвата тускло поблескивало нечто, как две капли
воды похожее на ствол ружья – именно что ружья, а не, скажем, автомата или
пулемета...
Как он ни вглядывался, нигде не смог высмотреть д р у г и х.
Прятавшийся за деревом субъект был один-одинешенек. В ответ на нетерпеливый
взгляд Анки Мазур прижал палец к губам, потом сделал энергичный жест,
обозначающий «Замри!». Она так и поступила.
В некоторых случаях как раз полезно не кидаться очертя
голову в лихую перестрелку или крутой мордобой, а начать войну нервов – брать
противника на измор, проверять на выдержку, подождать, у кого первым сдадут
нервы. Отступать глупо ввиду явного численного превосходства и лучшей
технической оснащенности, а вот детально проверить, с кем на сей раз свела
судьба, не помешает. Одинокий вооруженный человек в чащобе может оказаться кем
угодно, и не годится оставлять в тылу нечто непонятное, если есть время и
возможность вдумчиво допросить…
Тянулись минуты. Мазур застыл, как статуя – и Анка
старательно изображала пресловутый шланг. А вот у неизвестного терпежу
оказалось гораздо меньше – очень быстро он зашевелился, осторожно выглядывая
из-за дерева, глядя в ту сторону, где ни Мазура, ни Анки уже не было. Белый, ага.
Одежда добротная, но потрепанная так, что сразу видно: не первую неделю шляется
по здешним дебрям. Небрит, собственно, уже почти что бородат. Пушка у него не
особенно и крутая...
Перебросив автомат в левую руку, Мазур достал из кобуры
револьвер и, практически не целясь, влепил пулю в толстую, собравшуюся
затейливыми морщинами кору – всего-то на два пальца повыше замызганной
широкополой шляпы.
Реакция получилась ожидаемая – незнакомец присел, аж на
корточки плюхнулся, передвигаясь в этом положении задом наперед, проворно
убрался за дерево. Не теряя времени, Мазур перебежал меж стволов, заходя с той
стороны, откуда его ждать никак не мог. Ускоряя бег, оказался совсем близко,
вихрем налетел со спины, свободной рукой вырвал винтовку и отбросил подальше,
коленом поддал так, что незнакомец покатился. Остановившись над ним и
многозначительно наставив автомат, Мазур свистнул. Почти сразу же подбежала
Анка, пылавшая охотничьим азартом.
– Вот такой я гриб нашел, – сказал Мазур.
– Поганенький он какой-то, – сделала вывод Анка,
критически обозрев пленного, – недокормленный.
Мазур, убедившись, что в окрестностях больше никого нет,
присмотрелся к добыче внимательнее. Трофей так и лежал навзничь, таращась на
Мазура со вполне понятным испугом. Что интересно, мокрый по пояс и даже выше –
река совсем рядом, уж не переправлялся ли с того берега на каком-нибудь
подручном средстве? Черный, как грач, на англосакса что-то не похож.
Посредственный ремингтоновский карабин не первой молодости,
на поясе, в деревянных ножнах – панга, местное мачете. Тут же валялся и
рюкзачок, который Мазур тут же подхватил с земли: вещи многое способны
рассказать о своем владельце, тем более в подобных местах...
Кусок жареного мяса в грязной тряпке, пластиковая коробочка
с неким подобием аптечки, старый компас, патроны к карабину, совсем немного,
жестяная кружка, перочинный нож. И еще – тяжелый мешочек, опять-таки из
замызганной ткани.
Развязав его (пленный дернулся, вращая глазами), Мазур присвистнул,
понимающе покачал головой. Пригоршня кристаллов розового топаза – не столь уж
драгоценный камень, но все же ценится, кое-какую денежку выручить можно. Здесь
примерно тысячи на две долларов – для Мазура с его сумкой, конечно, семечки, а
для человека бедного и непритязательного чуть ли не состояние. Топазы, конечно
же, добыты незаконно – на них, как и на все прочие самоцветы, монополию держит
государство, «нелегалку» гребут либо партизаны, либо такие вот одиночки,
шарахающиеся от каждого куста...
Все еще усмехаясь – ничего интересного, в общем, –
Мазур сложил все назад в рюкзак, обернулся к пленному и осведомился:
– По-английски понимаешь?
– Ну да, – настороженно отозвался тот.
– Последняя фамилия?
После короткого колебания пленник сказал:
– Да Сильва...
На португальца он, в принципе, походил, да и акцент примерно
соответствовал. Очень может оказаться, и не врал. А вот на подставу не походил
категорически – немалое время нужно, чтобы отрастить такую щетину, привести
вещи и одежду в состояние такой замызганности...
Мазур присел рядом, упираясь прикладом автомата в траву.
Задушевно спросил:
– Значит, топазы копаем без государственной лицензии? Что-то
я лицензии не нашел в вашем, старина, багаже, как, впрочем, и других
документов...
– Начальник! – истово воскликнул пленник. –
Камешки я купил...
– У хромого фусу в синей рубашке, под пятой пальмой
справа? – понимающе кивнул Мазур. – А документы... попробую за тебя
догадаться. В речке утопил, когда переправлялся на бревнышке? Крокодил тебе
собирался ногу оттяпать или еще чего-нибудь, вот ты его сгоряча бумажником по
роже и стукнул... а он бумажник тут же заглотал, справедливо полагая, что это
лучше, чем ничего?
Судя по заискивающе-хитрой усмешке, примерно что-то в этом
роде да Сильва и собирался огласить.
– А можно спросить... – осторожненько начал
помянутый, – какая меня контора сгребла и на каком основании?
Мазур посмотрел на них с Анкой глазами постороннего
человека: ни единого опознавательного знака на полувоенной одежде, которую
может носить кто угодно, в том числе нелегальные старатели и легальные туристы.
Итальянские автоматы в этой стране в качестве табельного оружия ни одна контора
не использует. Сдается, пронырливый субъект, расставшись с первым испугом,
начал думать, взвешивать, прикидывать...
– Ага, – сказал Мазур. – Тебе, значит, непременно
нужно основание? Ордера с печатями? Ну, если тебе что-то не нравится в моем
непринужденном, почти дружеском стиле обращения, обратись к ближайшему адвокату
или к уполномоченному по правам человека. В здешних местах они кишмя кишат...
– Да я просто... Может, можно договориться... Вы, по-моему,
люди приличные и не бедные, неужели станете отнимать у бедняка его жалкие
гроши? Из-за горсти стекляшек возьмете грех на душу?
– А в нас кто целился?
– Да не целился я в вас, – заныл пленный (что, в общем,
было правдой), – увидел издали и спрятался, в этих местах по лесам шляется
самый непонятный народ... Тем более...
– Что – тем более? – мгновенно ухватился Мазур за его
обмолвку.
– Там, за речкой, шныряют какие-то обормоты. Вертолеты,
автоматы, мундиры от эмблем отвисают…
