С этими паспортами они пересекли границу, после чего
аусвайсы стали не нужны. Во внутреннем кармане пиджака лежала еще парочка –
опять-таки российские, но уже с другими вымышленными анкетными данными. Визы,
как и в первых, стояли правильные, подделка была того класса, который уличные
постовые обнаружить не способны, – да и не всякий сыскарь сподобится, тут
нужны оч-чень скрупулезные исследования, а контрразведка местная хиленькая,
поскольку и государство не из крупных, оттого и здешних должностных лиц
покупать проще, чем в странах побольше. Вот и обнаруживаются тут разные...
гидрографические экспедиции с убедительными бумагами и неведомо какими путями
доставленными в страну крылатыми ракетами.
Теперь все было в порядке. Те, что пересекли границу,
растворились в воздухе, как не бывало, и взамен объявились совершенно другие
люди, если верить документам, обосновавшиеся в стране еще четыре дня назад...
Он вышел из ванной – коротко стриженный типчик в
легкомысленной пестрой рубашечке, звеневший златой цепью на шее, которая,
пожалуй, удержала бы и солидного кобеля, сверкавший золотыми г а й к а м и на
пальцах. Классический образ нового русского, в реальности, в общем, почти
вымерший, но все еще встречавшийся в экзотических уголках. Маскировка была
надежнейшая: за последние годы к таким именно красавцам весь мир успел
привыкнуть и относился без малейшего подозрения, разве что с опаской – мало ли
что могут выкинуть, монстры...
В глубине души Мазур испытывал даже нешуточное облегчение:
по сравнению со старыми временами маскировка упростилась несказанно. Лет
двадцать назад, посланный и м п е р и е й, он представал бы в облике
австралийца из глубинки, поляка или вовсе уж экзотического исландца. Пришлось
бы тщательно п о д п у с к а т ь в английскую речь соответствующие жаргонные
словечки, придирчиво конструировать акцент, быть готовым к каверзным вопросам о
далекой «родине», опасаться самого жуткого – нечаянного земляка... И еще масса
других заморочек. А теперь – извольте любоваться! Ни ухищрений, ни сложных
версий. Чисто конкретный Вася Пупкин с фунтом золота на шее, россиянин, а как
же... а в лоб кто хочет? Честно признаться, благодать...
Анка раскинулась в кресле у окна, одетая крайне
легкомысленно – белые кружевные трусики и символическая маечка. Ну, и,
соответственно, своя пара фунтов золота вкупе с фунтом косметики. Покосившись
на нее, Мазур проворчал:
– Накинула бы что-нибудь, а то я стесняюсь...
– Ага, – сказала Анка. – Ты еще покрасней маковым
цветом... По физиономии видно, какой ты стеснительный... Вообще, я в интересах
дела. Вживаюсь в роль. Блядь я при новом русском, или уже где? Мне образ
нарабатывать надо. Глотни, я и тебе стаканчик намешала, – она сунула
Мазуру высокий стакан, приятно позвякивавший кубиками льда. – Ты тут бывал
когда-нибудь?
– Один раз, – ответил Мазур лаконично, –
давным-давно.
И в прошлый раз, двадцать лет назад, все, разумеется,
обстояло совершенно иначе, командировка проходила, как водится, в жутко
антисанитарных условиях: совершенно нелегально, темнющей безлунной ночью, с
аквалангом на горбу, а потом, когда они, как им и было положено, бесшумно
растворились в ночной тьме, на берегу пылало и грохотало, пламя стояло до
небес, разбегались везучие уцелевшие, пулеметы охраны наобум лупили в ночь,
одним словом, конец света в отдельно взятом регионе. Ну, и нечего было лазить
через границу с подрывными зарядами, нечего было пакостить республике, взятой
под покровительство Москвы... В старые времена, если уж взялся за такое дело,
жди гостей. И если кто не спрятался, гости не виноваты...
Он присел на подоконник, тоже уставился в окно. Уютный тихий
пансионат, состоявший из крохотных отдельных домиков, располагался на вершине
холма, и вид оттуда открывался роскошный: заросший пальмами, спускавшийся к
океану пологий откос, полоса белого песка, необозримая морская гладь до
горизонта, вся в солнечных зайчиках, разноцветные паруса маленьких яхт, белый
корабль в миле от берега, справа виднеется белоснежный отель, очень
современный, похожий на декорацию из дорогого блокбастера из галактической
жизни...
– Нужно было осесть вон в том отеле, – сказала Анка,
развернувшись с креслом и закинув ноги ему на колени. – Настоящий
муравейник, народу столько, что в два счета затеряешься...
– Ну, в таких местечках есть своя прелесть, – сказал
Мазур. – В этаких вот муравейниках, между прочим, полно агентуры –
туристическая полиция, контрразведка, прочей твари по паре. А за таким вот
пансионом очень трудно наблюдать, любой топтун издалека виден.
Он не старался говорить наставительно, разыгрывать из себя
крутого профессионала – как-никак им предстояло работать вместе, и, похоже, не
только в этой операции; следовало с самого начала выстроить нормальные отношения,
не подавляя опытом и авторитетом. В принципе, именно так за все годы службы он
с новичками и держался, так что ничего нового придумывать не пришлось: максимум
такта, терпения и выдержки, и только...
– Понятно, шеф... то есть папик, – сказала Анка с
независимым видом. – Или мне тебя Коляном кликать?
– Лучше уж просто Николаем, – сказал Мазур. – Без
всяких «папиков», что за чушь...
– Поняла, Коленька. Тебе мои ноги не мешают?
– Ноги как ноги, – сказал Мазур. – В моем вкусе.
– Ого! Намек на то, что мне пора трусы стягивать?
– Да ладно тебе, – сказал Мазур вполне
миролюбиво. – В жизни малолеток не принуждал, пользуясь служебным
положением.
Кажется, он ненароком угодил в болевую точку: Анка мгновенно
убрала ноги, стукнув пятками по полу, ощетинилась, как разъяренный дикобраз,
глаза самым натуральным образом метали молнии:
– Эй, супермен! Я тебе не малолетка!
Очень мило, констатировал Мазур. Похоже, совершенно нечаянно
разбередил к о м п л е к с ы. П о к а ч а т ь ее в этом направлении малость,
что ли? Скуки ради, времени-то до оговоренной встречи предостаточно...
– А кто ж ты, красавица? – пожал он плечами, уже
подпустив в голос толику того самого превосходства. – По сравнению с
некоторыми, пардон, зелена...
– Это с тобой, что ли, К о л ю н ч и к?
– А хотя бы, – сказал Мазур.
– Ага, – сказала Анка, испепеляя его взглядом.
Выразительные у нее были глазищи, серые, большие, красивые, в общем. –
Началось. Супермен с ранешних времен, крейсера в одиночку топил перочинным
ножиком, красное знамя водружал везде, где свободный камушек отыщется... Ты,
пожалуйста, таким тоном со мной больше не разговаривай. Я понимаю, что ты
старший, синьор Робинзон, а я, соответственно, Пятница, но все равно, за
базаром следи...
– А то – что?
– А то как бы в ухо не прилетело нечаянным образом.
– Да ну?
Она взмыла из кресла, отступила на три шага, на середину
большой пустоватой комнаты, сузив глаза, усмехнулась не без вызова:
