– Стробач, ну, ты нахал... Последнее место, где я ожидал
тебя, прохвоста, увидеть...
Голова, преодолевая остатки химического дурмана –
несомненно, обдали какой-то гадостью, даже не обдали, а в окно закинули нечто
вроде газовой гранаты, – пыталась работать в прежнем режиме. В самом деле,
последнее место, где Стробач мог объявиться. Рано еще обобщать, но, похоже,
гостеприимный Педро тут ни при чем. З а с а д ы здесь быть не могло: ну кто
стал бы заранее рассчитывать, что Мазур тут объявится? Он и сам-то вплоть до
самого последнего момента не знал, что свернет к миссии. Не закипи радиатор в
джипе, так и промчался бы мимо окольными дорожками. Здесь что-то другое...
Стробач взял корявый стул, перенес его поближе – но все же
недостаточно близко для броска, которым можно было бы его достать даже из
положения лежа, – повернул его спинкой к Мазуру, уселся на него верхом.
Второй, тот, что тыкал в Мазура тевтонской тарахтелкой, отошел на несколько шагов,
занял позицию, с которой мог наблюдать за окном. Третий стоял у двери.
– Какого хрена? – спросил Мазур.
– Адмирал, дорогой, – отозвался Стробач с ленцой в
голосе, – ты уж, будь ласков, лежи спокойно, ладно? Шансов, сам видишь,
никаких.
Мазур кинул взгляд на свой пояс – ну да, там красовались
лишь пустая кобура и пустые ножны.
– Девочку куда дел? – задушевно спросил Стробач. –
Неужели пристукнул? Ох, похоже... Ни за что не поверю, что вы поделили камешки
и разбежались. Так не бывает. Весь мой жизненный опыт вопиет, что так не
бывает... Значит, пристукнул, хапуга? А ты знаешь, это обнадеживает. Раз ты ее
пристукнул, чтобы не делиться, значит, стал наконец рассуждать, как нормальный
человек, а не идеологический урод. А это позволяет верить, что мы наконец договоримся
по-хорошему, в кои-то веки...
– Ты о чем? – спросил Мазур, прислушиваясь.
Вокруг стояла совершеннейшая тишина, никаких признаков
переполоха.
– Давай не будем, а? – поморщился Стробач. – Целку
мне тут не изображай... Времени у нас мало. Мои хлопцы здешнюю шпану согнали в
одно место и придерживают, но мало ли что... Еще занесет кого неправильного.
Мазур ухмыльнулся:
– Эй, голубь незалежный, ты ж наверняка, как такому и
полагается, католик? Что ж ты, сукин кот, Божий дом поганишь?
– Храма я не осквернял, – серьезно сказал
Стробач. – А насчет людишек – замолю как-нибудь, я ж их не убил никого и
не мордовал, испугом отделаются... Ладно, хватит. Времени, говорю тебе, мало.
Короче, я все знаю про камешки. Про два кило. Откуда – долго объяснять, да и к
чему? Такие дела, адмирал, в полном секрете никогда не остаются. Сорока на
хвосте принесла... В общем, возвращаемся к прежней теме: молись на меня, сука
такая. Скажи «спасибо». Хотя ты мне и напакостил, в дерьме вывалял по самые
уши, я тебя и на этот раз готов простить.
– Не задаром, а? – ухмыльнулся Мазур.
– Да уж, конечно... За семьдесят пять процентов. Тебе и
четверти хватит. Прикинь, сколько это в каратах – полкило... Отдаешь три
четверти, и можешь убираться.
– Прикажешь этому верить?
– Прикажу, – сказал Стробач. – Как-никак меж нами
нет с м е р т е л ь н о й вражды. Мне платили, тебе платили, ты старался делать
свою работу, я свою. Я – человек толерантный, такие вещи понимаю. Напакостил ты
мне изрядно, но три четверти от двух кило меня в качестве компенсации устраивают
выше крыши. Мы как-никак советские офицеры, к а с т а... Не веришь?
– Дурака нашел.
Стробач поморщился:
– О господи... Вздумай я тебя обмануть и все же пристукнуть,
предложил бы дележ на других условиях – скажем, пятьдесят на пятьдесят. А потом
шлепнул бы. Но я играть буду честно. Получишь свои двадцать пять процентов...
как в старину за находку клада... и можешь мотать к чертовой матери. Ты мне
совершенно не страшен, п р и п а ч к а н н ы й... Вполне удовлетворюсь тем, что
с н и м у с тебя три четверти. Так гораздо интереснее, чем забирать все и
стрелять тебе в башку, – он широко улыбнулся: – Мне так гораздо приятнее:
весело будет помнить, что ты остался живехонек, но с м и з е р о м. Ты мужик
крепкий, еще лет двадцать, как минимум, протянешь – и каждый день будешь
вспоминать, с к о л ь к о потерял... Нет, серьезно, это гораздо лучше, чем тебя
мочить... Где камни? Тут их нет. Я на твоем месте, прежде чем соваться на
ночлег к Божьим людям, на всякий случай прикопал бы алмазы где-нибудь в лесу,
подальше... Значит, так ты и поступил, это азбука.
– Догадливый ты, морда... – сказал Мазур беззлобно.
– У одних педагогов учились... Ну, свыкся с новым
положением? Сейчас мы с тобой пойдем в лес, и ты покажешь место. Конечно, я
приму все меры, чтобы ты не смылся и не попробовал кого-то из нас ушибить.
Второй раз это у тебя не проскочит.
– А если...
– А если будешь ерепениться – времени нет с тобой болтать
дружески. В темпе начнем с п р а ш и в а т ь. Сам понимаешь, я умею так
спрашивать, чтобы ты и не сдох раньше времени, и выложил все на блюдечке. Но
при этом раскладе я заберу все. До камушка. И ни за что тебя не прихлопну, не
надейся. Будешь доживать век калекой и локти себе грызть, и без здоровья, и без
камешков... Думай быстренько. Некогда мне перед тобой расстилаться. Говорю
тебе...
С дверью что-то произошло – она буквально вылетела,
сорвавшись с петель, сбив с ног часового, – а в следующий миг
оглушительная очередь швырнула его на пол, прошла по комнате, смачно ударив в
того, что стоял у окна. Стробач оцепенел на стуле – из той позы, в которой он
сидел, не вскочишь, не выхватишь оружие так, чтобы успеть...
Великан Педро сделал шаг в хижину и остановился, наведя на
Стробача автомат ППШ с диском – старое безотказное оружие, которое Советский
Союз сюда украдкой поставлял еще при Хрущеве, когда первые партизанские отряды
начали всерьез браться за португальцев.
– Сын мой, – сказал он Мазуру. – Неловко мне,
смиренному слуге Божьему, предлагать такое, но не обидеть ли вам этого типа?
Опасаюсь я к нему близко подходить – ловок и молод, а я уже в годах...
С превеликой охотой взмывши с пола, Мазур подскочил к
Стробачу и припечатал ему от всей души. Огляделся. Рядом с тем, что валялся у
окна, лежала белая синтетическая веревка, явно предназначенная для самого
Мазура. Проворно спутал Стробача так, что даже он не смог бы освободиться
самостоятельно. Повернулся к Педро:
– Что там у вас творится?
– Да, собственно говоря, ничего уже и не творится, –
сказал Педро, опустив автомат. – Эти обормоты приперлись ни свет ни заря,
согнали всех в церковь, включая отца Себастьяна, двоих оставили нас охранять, а
сами куда-то поперлись... Впрочем, куда, было и так ясно – они спрашивали отца
Себастьяна про вас. Он промолчал, конечно... но миссия наша небольшая, не так
уж и трудно быстренько осмотреть все дома...
– А где... те двое? – спросил Мазур, еще ощущая в башке
остатки химического дурмана.
