— Опять за своё! Гормоны уже не бурлят, вот человек и добреет на пенсии.
— Что же тогда ты такая злая?
— Нет, это невозможно! — совсем рассердилась обасама.
В общем, я зарядился хорошими эмоциями и был готов к свершениям. Только бы до завтрашней ночи мой настрой не испарился… Мать проводила меня до двери, а там показала свои заметки на бумеле.
— Вот хорошее лекарство появилось, в гранулах, — сказала она. — Как раз для нашего «добряка». Видишь, ожирение, гипертонию, атеросклероз и ещё что-то лечит и составлено из трав и ягод. Таблетки эти уже надоели. Погляди в автоматах, ёси? На упаковках должно быть про солодку, ревень и крушину написано, запомнишь? Вот возьми файл с названием. И ты тоже поешь, профилактика лучше лечения. А где твой толмач? — удивилась мамаша.
— В седельной сумке бросил.
На самом деле я старался без толмача ходить и оставил его дома. Теперь я всё время мозг напрягал, старался запомнить разные вещи самостоятельно. Вывески разные, рекламные слоганы и так далее. Получалось пока не очень хорошо, но успех всё равно придёт, верно? Главное — тренироваться.
Я вырулил со стоянки пансионата и почти вырвался на скоростной рукав эстакады, как опять угодил в какое-то непонятное шествие. Что у них тут, любимая дорога для прогулок? Мимо ворот пансионата текла жидкая речушка из укутанных в тёплые плащи демонстрантов с электрическими факелами. Ещё они несли огромные пластиковые корзинки и плакаты. На них было написано: «Сдай смарт!», «Новая жизнь — старым смартам!» и все в таком духе.
— Помогите нуждающимся, — подступили ко мне две девчонки и один отоко. — Бросьте свой смарт не в урну, а в специальный контейнер! Средства пойдут на гохан для бедных. Не засоряйте электроникой окружающую среду. Вступайте в партию новых луддитов!
Парень протянул руку к моему поясу и схватил смарт за питающий провод. А девчонка вцепилась мне в запястья, которые я снял с рогов байка.
— Эй! — осадил я отоко. Пришлось вырвать руки из слабенького захвата девушки.
— Не желаешь помочь нуждающимся? — прошипели демонстранты. — Бакаяро!
Они насели на меня в шесть рук, но я умело оборонил имущество от загребущих рук «помощников». Особенно трудно не было, даже смешно, потому что ребята возились вокруг словно дети. Они могли бы все трое повиснуть на мне, и то бы я не упал, наверное. В общем, я оттолкнул их и крутанул ручку газа.
Ругаясь и потирая ушибы, демонстранты встали в хвосте своей колонны. Тут и путь для меня освободили, я сорвался с места и въехал на скоростную эстакаду, чтобы влиться в поток машин.
14. Среда
Хермелинда жила в том же районе города, что и Аоки, буквально за десяток домов от неё. Она позвонила мне часов в девять и сбросила карту, как к ней добраться. Лицо у неё было решительное и испуганное одновременно.
— Может, передумаешь? — спросил я. — Ты хорошая девушка, а отоко будешь слабая и… как Пец, короче. Давай ты лучше гормонов женских поешь и станешь красивой онна.
— Я давно решила, — возразила Херми. — И тесты уже прошла, психологические и медицинские. По всем показаниям я должна была мальчиком родиться. Так надо, Егор, не спорь. И мне вчера не понравилось, когда что-то в варэмэ втыкается.
— Да? Ну, в первый же раз… А что родители скажут?
— Отец только рад будет, сразу к себе в компанию возьмёт.
Вместо того чтобы разубедить её, я только придал ей решимости… Клиника была дорогая, в престижном районе города. На стоянке под ней сплошь дорогие кары стояли, но для моего «демона» местечко, конечно, нашлось. Не будь со мной Херми, меня бы сюда даже не пустили, робарт на входе проверял допуск. Только сотрудники и пациенты с друзьями, в общем. А Херми уже, считай, была пациентом.
Плащи и обувь пришлось оставить в автоматическом гардеробе, и к тому же нас густо опрыскали чем-то дезинфицирующим. Воняло невыносимо. Херми оделась по-мужски — в джинсы с нашивками-заплатками и полосатую рубашку без воротника. Но всё равно нас обрядили поверх одежды в белые халаты, а на ноги заставили напялить таби — белые же носки с отделённым большим пальцем. Будь на нас кольца или ещё какие украшения, наверняка бы сдёрнули, я так думаю.
Мы поднялись на лифте на первый этаж и очутились в стерильном холле. Нас встретил всего один человек — полноватый, благородного вида отоко в очках смарта и с бумелем.
— Охаё годзаймасу, госпожа Хермелинда. — Мы поклонились друг другу с вежливыми физиономиями. На халате у врача был пришпилен бэджик со словами «доктор Дзюитиро». — Это ваш друг и свидетель? Вы хотите, чтобы он присутствовал на операции?
— Иэ! — испугалась она. — Ни в коем случае.
— Что ж, приступим к процедуре информированного согласия. — Он пригласил нас в маленький кабинет, один из многих тут, и мы уселись на низкий диванчик под искусственной пальмой.
И не только это дерево тут имелось. По углам и стенам красовались разнообразные букеты из пластиковых ярких цветов, настоящая икэбана. На полках шкафа и столике живописно валялись потёртые папирусные свитки. Я такие комнаты в исторических сериалах видал, в них чайные церемонии «са-до» проводились. И точно, Дзюитиро достал из шкафа корявые чаши с цветочным рисунком и вскрыл жестяную банку зелёного чая. Мы с умиротворенными физиономиями отхлебнули горького до ужаса пойла, похожего на грязную пену. С детства не люблю церемониальный чай, но что было делать?
Доктор поморщился и стал зачитывать с бумеля:
— «Все лицензированные клиникой операции одобрены независимым этическим комитетом и Международной комиссией по биоэтике. Вы можете отказаться от операции до её начала, если не желаете, чтобы врачебный опыт при её проведении был использован для совершенствования методик. Вы имеете право получить полный список особенностей вашего организма, дополнительно выявленных во время операции…» — У меня чуть мозги не задымились. Хорошо ещё, что понимать это нет нужды, ведь не меня же резать собираются. — «Клиника обязуется не использовать для пересадки органы несовершеннолетних и невменяемых граждан. Материалом для гомопластических пересадок живых тканей будет только тело взрослого человека, находящегося в состоянии полной вменяемости или завещавшего свои органы на медицинские цели, или искусственные и животные органы, полностью совместимые с тканями пациента. Клиника гарантирует, что наносимый вам вред скоропроходящ, а случайности и опасности для здоровья полностью исключены…»
Так он читал свою заумную инструкцию ещё минут пять, а мы слушали и кивали. Потом Дзюитиро подвинул бумель мне и сказал:
— Подписывайте.
Херми кивнула, и я черкнул пальцем по шершавой электронной бумаге, оставляя ген-материал. Херми тоже поставила автограф.
— Грибок сушёный хочешь? — спросил я и показал ей шляпку мухомора. — В улёте будет легче, наверное…
— Спасибо, молодой человек, об анестезии мы позаботимся, — усмехнулся врач.
