Теперь ясно, что на какую бы то ни было помощь со стороны
рассчитывать нечего. Уж если он отнесся к ней насмешливо и недоверчиво, с
его-то острым умом, то не стоит искать понимания ни у кого другого. Полагаться
можно только на себя…
На миг ее охватило чувство тоскливого бессилия, но она тут
же упрямо сжала губы. Это не поражение и даже не проигрыш, поскольку ничего еще
не решено и то, что задумано камергером и его шайкой, пока что не случилось. В
конце концов, против нее был не монстр из преисподней, не Сатана, даже не
камергер или граф с их серьезными умениями, а всего-навсего обычный полковник с
кинжалом под мундиром. Она знала место, где состоится покушение, прекрасно
знала, кто именно бросится к императору с кинжалом в руке – а это уже внушало
надежды. Так что никак не годилось раскисать подобно обыкновенной кисейной
барышне. До сих пор ей кое-что удавалось…
Рядом раздался приятный, благозвучный мужской голос –
определенно незнакомый:
– Ольга Ивановна…
Она резко обернулась, застигнутая врасплох. Бок о бок с ней
у затейливых чугунных перил стоял человек лет пятидесяти, благожелательно и
широко ей улыбавшийся. Судя по виду, человек из общества: изящный темно-синий
фрак со светлыми пуговицами, крахмальная сорочка, безукоризненный цилиндр, не
высокий и не низкий, Анна на шее. Румяное, приветливое лицо с седыми
бакенбардами – по первым впечатлениям, чисто внешним, благодушный добряк, душа
компании, исправный чиновник, а то и добропорядочный отец семейства…
– В чем дело? – осведомилась Ольга предельно
холодно. – Любезный, да что вы себе позволяете?! Называть гусарского
офицера женским именем! Или вы пьяны? Последствия могут быть…
Перегнуть палку она нисколько не боялась – гусару положена
некоторая бесцеремонность в обращении со штатскими. Но откуда незнакомец знает
то, что ему ни под каким видом знать не полагается? Неприятная ситуация…
– Ольга Ивановна, голубушка… – сказал незнакомец с
дружеской укоризной. – Ну зачем же притворяться передо мной? Подумайте
сами: если совершенно незнакомый человек прекрасно осведомлен, кто на самом
деле скрывается под маской бравого провинциального корнета, значит, он о многом
осведомлен и так просто от него не отделаться…
Ольга бросила по сторонам быстрый взгляд: поблизости никого,
они с незнакомцем одни возле канала… Она посмотрела вниз, на темную воду,
грязную и спокойную, и в голове появились не самые благородные и гуманные
мысли…
Незнакомец, вежливо улыбаясь, произнес:
– Ольга Ивановна, родная, надеюсь, вам не лезут в
голову всякие глупости вроде намерения меня здесь утопить? С помощью вашего
умения… Попытаться-то, конечно, можно, я даже не обижусь, ибо прекрасно понимаю
горячность и нетерпеливость, свойственные молодости… но затея безнадежная,
честно предупреждаю. Мы и сами с усами, кое-что умеем… Давайте же поговорим, как
взрослые и разумные люди. Я вам ни в коей степени не враг и никаких замыслов
против вас не имею. Раскрывать кому бы то ни было ваше инкогнито не намерен и
не собираюсь мешать вашим планам, да и планы ваши меня не интересуют… но мы с
вами просто обязаны поговорить об очень серьезных в вещах.
Ольга опомнилась и отвела взгляд от воды.
– О каких же таких вещах? – спросила она
неприязненно.
– О тех, что касаются нас с вами…
– Нас? – с иронией повторила она. – Вы
полагаете, нас с вами что-то может связывать?
– О, еще бы! Еще бы! – живо воскликнул
незнакомец. – Для начала позвольте представиться, хотя бы из чистой
вежливости и даже, если хотите, благородства: я-то вас знаю, а вот вы меня –
определенно нет… Между тем у меня нет никаких причин таиться. Итак: Иван
Ларионович Нащокин, надворный советник и кавалер, служу по министерству
иностранных дел. Жительство имею на Староневском, собственный дом, вам всякий
покажет при нужде…
– Ну что же… – задумчиво сказала Ольга. – Вот
только, уж простите великодушно, что-то у меня решительно нет желания говорить
традиционное «очень приятно». Это правде никак не соответствует.
– Как вам будет угодно, – сказал Нащокин с
величайшим терпением. – Дело у меня к вам неотложное и весьма важное, так
что я вытерплю и ваше откровенное недружелюбие. Меня, знаете ли, трудно вывести
из себя, особенно когда речь идет о крайне серьезных делах. Так вот, я, как
видите, прекрасно осведомлен о вашем имени. И, более того, прекрасно знаю, кто
вы. Я имею в виду те ваши способности и возможности, что относят человека к
разряду иных. Я вас очень прошу не делать удивленного лица и не изумляться
вслух…
– Благодарю, я, собственно, и не намерена, –
сказала Ольга, стараясь сохранить холодно-равнодушный вид. – Чего я
терпеть не могу, так это изумляться вслух…
– Итак, вы прекрасно понимаете, что я имею в виду.
Кстати, как вам воздушные прогулки в ночном небе над столицей?
Ольга смотрела на него внимательно, пытливо, сузив глаза и
чуть заметно шевеля губами.
– Э, нет! – с благодушной улыбкой сказал
Нащокин. – Не нужно меня щупать, красавица. Все равно не получится. Я не
только годами и житейским опытом вас превосхожу, но и в некоторых, скажем так,
искусствах и ремеслах искушен значительно больше. Ведь вы это чувствуете? Не
видите меня насквозь, а?
Он был прав: попытавшись изучить его так, чтобы хоть
приблизительно понимать, с кем имеет дело, Ольга ощутила некую непроницаемую
преграду, сути которой не понимала.
– Ах, молодость, молодость… – покачал головой
Нащокин. – Вечно вы сначала действуете, а уж потом начинаете думать…
Оставим эти игры. Я уже говорил, что вовсе вам не враг. И даже наоборот: я
стремлюсь, не побоюсь высоких слов, выступить для вас в роли бескорыстного
благодетеля.
– Прекрасно, – жестко сказала Ольга. –
Кажется, я сейчас расплачусь от умиления и благодарности… Я вас слушаю.
Нащокин, вмиг убрав с лица добродушную улыбку, сказал
серьезно:
– Дражайшая Ольга Ивановна, вы, конечно же, знаете, что
в любой державе, какую область жизни ни возьми, существует строгая иерархия. У
чиновников есть начальство, у мужиков – бурмистр или староста, у военных –
командование, а у губернских дворян – предводитель. Истина как раз в том и
состоит, что во славном граде Санкт-Петербурге именно я и занимаю должность,
соответствующую старосте, предводителю дворянства… впрочем, я неточно
выразился. Предводитель дворянства – должность выборная, а доверенный мне пост,
хотя и сопряжен с некоей системой выборов, все же гораздо больше общего имеет с
начальственным креслом: министр, глава департамента, командующий армией…
– Меня поражает ваша необычайная скромность, –
сказала Ольга, – всего-то министр или командующий армией… И какую же
должность вы имеете честь занимать? Надеюсь, у нее есть название на
человеческом языке?
– Боюсь, что нет, – вздохнул Нащокин. – Во
всяком случае ни одно слово человеческого языка годятся, но все они не отвечают
сути. Если подумать… Я состою в должности главы всех, – он особенно
выделил интонацией последнее слово, – обитателей Санкт-Петербурга, которые
при вдумчивом рассмотрении не имеют ничего общего с обычными людьми и простоты
ради могут именоваться иными. Иные бывают многих разновидностей, но это в
данный момент неважно. Я достаточно ясно излагаю? Вы меня понимаете?
