…Она всегда просыпалась быстро и моментально – вот и теперь,
едва открыв глаза, четко осознала себя в реальном мире, помнила происшедшее
вчера. Гауф…
Господин Гауф как ни в чем не бывало сидел в изголовье ее
постели и с видом легкой задумчивости разглядывал Ольгу – рассыпавшиеся на
подушке волосы и…
Удержавшись от вскрика, она ограничилась тем, что схватила
простыню, проворно прикрылась ею до горла и, стараясь не показать
растерянности, сказала сердито:
– Вы же уверяли, что я здесь в полной безопасности…
– Но вы и в самом деле в полной безопасности…
мадемуазель, – с легкой улыбкой ответил Гауф. – Могу вас заверить
честным словом, что я вовсе не собираюсь на вас набрасываться на манер дикого
черкеса. У меня есть кое-какие принципы… а впрочем, дело не в принципах.
Брезгаю я силой добиваться любви, вот и все. Тем более что ситуация, вот смех,
как две капли воды напоминает классический французский роман: несчастная
красавица, выдающая себя за юношу, оказывается в крайне стесненных
обстоятельствах и встречает благородного разбойника… Я, как уже говорил, не
разбойник, да и благородство мое действует сугубо в ограниченных пределах… но
вы-то и в самом деле красавица. Это не комплименты и не приставанья, а просто,
говоря ученым языком, констатация очевидного факта…
– Вы… только сейчас…
– Узнал? Да что вы. Я еще вчера догадался, там, в
подвале. Местные обезьяниусы не дошли своим куцым умишком, а вот я как-то сразу
угадал переодетую девушку…
– То есть… – сказала Ольга. – Окажись я и в
самом деле незадачливым юнцом, вы бы не вмешались?
– Хотите чистую правду? Я не знаю. Как видите, я не
пытаюсь себя приукрашивать. Каков есть… Монстр, верно?
– Да что вы, – сказала Ольга устало. –
Монстров-то я повидала… Зачем же вы ломали комедию до самого дома?
– Я любопытен. Адски любопытен. Очень распространенный
порок. А вы чем дальше, тем больше меня интриговали. Никак не похоже, что вы
врете… разумеется, если не считать вымышленного имени. Вам и в самом деле
некуда идти, не удивлюсь, если вас и впрямь ищет полиция… но вы никак не похожи
на закоснелую в преступлениях особу – хотя и среди них встречаются очаровательнейшие
создания, но вы не похожи на опытную нарушительницу закона. А вот на самую что
ни на есть благородную девицу из весьма хорошего дома вы очень похожи. Это
ощущается во всем: манеры, внешность, речь, еще нечто трудно уловимое… И я
сгораю от любопытства. Что могло произойти с такой девушкой, как вы, чтобы…
– А вы? – спросила Ольга, глядя на него
строго. – Вы и в самом деле…
– Увы, да. Я и в самом деле авантюрист высокого полета,
признаюсь без ложной скромности. Несколько лет уже занимаюсь сим увлекательным
ремеслом, но пока что не пойман и не притянут к суду – хотя на счету у полиции,
подозреваю, с некоторых пор и состою. Но это уж неизбежные издержки… Итак, вы,
конечно же, не Андрей…
– Меня зовут Полина, – сказала Ольга.
– Вот это уже гораздо ближе к истине… по крайней мере
более соответствует тому зрелищу, что я сейчас наблюдаю… Хотите, чтобы я вышел
и дал вам одеться?
– Не спешите, – сказала Ольга. – Я устала
так, что охотно полежу еще, если вы не против… У вас сейчас интересное лицо –
на нем нет, сдается мне, никаких вожделеющих чувств, вы усиленно о чем-то
думаете… О чем?
Господи, подумала она с тоской, как просто я совсем недавно
решала такие коллизии, не задавала вопросов: один взгляд – и сразу ясно, о чем
примерно человек думает… Ничего так и не вернулось, вот незадача…
– Кто вы, Полина?
– Ну хорошо, – сказала Ольга. – Вы меня
наверняка не выдадите, не могу похвастать, что прекрасно в вас разобралась, но
некоторое впечатление все же составила… Хорошо. В конце концов мне некуда
податься, мне просто не обойтись без человека, которому я могу довериться… Вы
совершенно правы. Я была девушкой из общества… вплоть до позавчерашнего дня. А
потом оказалось, что мой опекун так и не вывел меня из крепостного состояния,
и, когда он внезапно умер, оказалось, что я – никакая не мадемуазель и не
барышня, а обычная девка, крепостная, и мой новый хозяин… – она
передернулась так, словно осушила одним духом немалую чарку уксуса.
Фельдмаршал внимательно смотрел на нее, в задумчивости
пощипывая правый ус.
– Вот это – другое дело, – сказал он
медленно. – У вас стало такое лицо, что поневоле приходится верить. Что ж,
история для Российской империи пусть и не каждодневная, но все же не редкая… Вы
внезапно оказались крепостной… и ударились в бега…
– Не верите?
– Верю. Честное слово, верю, хотя вы не до конца
искренни, верно?
– А вы? – спросила Ольга тихо.
Фельдмаршал встал с кресел и долго прохаживался по комнате,
заложив руки за спину. За окном стоял уже белый день, долетали обычные
городские звуки: стук колес, негромкие разговоры прохожих, крик чухонской
молочницы…
Вдруг он решительно обернулся, подошел к постели и сел в
кресло таким движением, словно бросался в холодную воду прямо в одежде.
– Не перейти ли нам на «ты»? Без немецких выдумок вроде
брудершафта? Разумеется, я не собираюсь неволить… но, думается, мы и так
некоторым образом сообщники…
– Почему бы и нет? – пожала плечами Ольга. –
Хорошо. Если уж нас так неожиданно свела судьба, глупо соблюдать церемонии,
Григорий… Или ты никакой не Григорий?
– Угадала, – сказал Фельдмаршал с кривой
улыбочкой. – Анатоль Стрешнев…
– Из тех Стрешневых? – спросила Ольга, уже
достаточно освоившаяся в петербургском свете.
– Представь себе. Неужели доводилось слышать о моей
скромной персоне?
– Ни разу. Но фамилия, согласись, довольно известная…
– Ну да. А позор фамилии, – он ткнул себя большим
пальцем в грудь, – соответственно, малоизвестен…
– Прости…
– Да будет тебе, – сказал Фельдмаршал. – Так
уж вышло, что позором фамилии я себя сделал сам… без тени усилий со стороны
внешнего мира. Никакого рокового стечения обстоятельств, никаких совратителей.
Я даже не «оступался». Я… Понимаешь ли, Полина, я с определенного времени
понял, что не могу жить так.
– Как?
– Как другие. Я не мог больше служить в гвардейской
кавалерии, не мог бывать в обществе, вести благонравную жизнь светского
человека, думать о карьере, о мнении окружающих… Мне все это осточертело. Враз.
Решительно и навсегда. Мне захотелось жить ярко. Пусть и не законопослушно. Я,
наверное, таким создан, и место мне в том самом восемнадцатом веке… В общем, я
задумал свою первую комбинацию, и, не хвастаясь, в жизнь она была проведена
изящно… И жизнь началась другая. Меня она полностью устраивает. У тебя,
конечно, другой случай, ну, а я… Я живу так, как мне нравится. Не убиваю, не
граблю, а те деньги, которыми завладеваю право же, никак не назовешь вдовьими
или сиротскими.
