– Коли уж мы трудимся в самом сердечном согласии,
следует каждому держать свою долю при себе на случай непредвиденного. Знаешь…
Ольга мне отчего-то нравится больше, чем Полина.
– И что говорят? – спросила Ольга, успокоившись.
– Интрига раскрутилась не на шутку, – фыркнул
Анатоль. – Твоя названая сестричка, княжна Вязинская, буквально рвет и
мечет. Устроила камергеру грандиозную сцену, уверяя, что это какая-то ошибка и
ее покойный батюшка ни за что не стал бы составлять подобных купчих, вообще не
стал бы держать тебя в крепостном состоянии… – он глянул на Ольгу в некоем
мучительном раздумье. – Вообще-то мне представляется, что княжна права,
покойный никак не походил на человека, способного выкидывать такие вот штуки,
хладнокровнейшим образом продавать не простую девку, а свою воспитанницу.
Общество в недоумении. Камергер, делая хорошую мину при плохой игре, твердит,
что он готов во всем разобраться… но ты, понимаешь ли, от него сбежала в
расстройстве чувств, и он не знает, где ты сейчас пребываешь… – Анатоль
опустил глаза. – Вот только должен тебе сказать, что получившаяся огласка
не особенно твое положение облегчает. Предположим, ты объявишься у княжны.
Предположим, на выручку от продажи пары камушков мы наймем лучших юридически
крючков Петербурга. Все равно, дело затянется, и насколько долго, предсказать
невозможно. Если камергер предпримет свои ответные шаги, все может затянуться
на годы… а пока ты, с точки зрения закона, не более чем его собственность…
Будешь находиться если не в его доме, то непременно под надзором полиции, как…
спорное имущество. Прости, но реалии суровы…
– Я понимаю, – сказала Ольга устало. – Все
именно так и обстоит…
Анатоль был совершенно прав – она давным-давно вышла из
возраста детской наивности и имела некоторое представление о громоздкой
бюрократической машине империи. И, мало того… Предположим, уже завтра все
разъяснится и ее признают свободным человеком. Что тогда? Да все то же самое:
обитать в приживалках у Татьяны, пользоваться ее милостями… Татьяна, конечно,
позаботится, чтобы она не знала нужды… но разве это можно будет назвать
полноценной жизнью? Положительно, пора уходить в большой мир, пускаться в
самостоятельное плаванье. Как это бывает у собак – а уж с собаками она общалась
с тех пор, как себя помнит. Достигнув определенного возраста, выросши, щенок
просто-напросто обязан вести жизнь самостоятельную, оставив родителей, которые
очень скоро и узнавать его перестанут. С людьми в ее положении обстоит, в
общем, примерно так же… У сироты два пути: либо сидеть на шее у доброго
благодетеля, либо уходить в большой мир… а разве у нее второе получается плохо?
– От всей этой истории определенно попахивает, –
сказал Анатоль сочувственно. – Никак не похоже, чтобы покойный генерал
такое сделал, это какая-то интрига…
Ольга сердито бросила:
– Я совершенно уверена, что купчая подделана… только
доказать это нельзя. Никому я ничего не докажу, а если попытаюсь, затянется
надолго…
– Вот и я говорю, – сказал Анатоль мягко. –
Мы уедем в Европу. Фальшивый заграничный паспорт для тебя, в конце концов – не
столь уж труднодобываемая вещь. А уж в Европе… Если хочешь, можешь даже стать
графиней. Я не шучу. В Вене обитает один примечательный субъект, напрочь
разорившийся граф из очень старого рода. В поисках средств к существованию он
давненько уже открыл оригинальный источник дохода: пользуясь недочетами и
прорехами в законах Австрийской империи, официальнейшим образом удочеряет… либо
усыновляет нуждающихся в титуле людей. Насколько мне известно, он наплодил уже
не менее трех дюжин натуральнейших графов и графинь. Разумеется, за очень
приличное вознаграждение. А когда ты станешь австрийской графиней, крайне
трудно будет тебя связать с беглой крепостной девкой камергера Вязинского… А уж
в Европе, чует мое сердце, мы с тобой сможем многого добиться…
Ольга молчала, вертя в пальцах круглый бокал на высокой
тонюсенькой ножке.
– Что ты об этом думаешь?
– А что я могу думать? – пожала она
плечами. – Мне ничего более и не остается…
Она встала и отошла к окну, за которым уже сгущались
сыроватые сумерки. Горечи не было, скорее уж некоторое возбуждение в ожидании
жизненных перемен. В прежней жизни не оставалось ничего, о чем стоило бы
сожалеть – разве что следовало, навестив свой домик на Васильевском с
соблюдением всех предосторожностей, забрать оттуда загадочный медальон,
единственное звено, связывающее ее с таинственными родителями. Ну что ж, значит
– Европа. Лишившись колдовского дара, не особенно и поборешься с камергером и
его шайкой, так что Анатоль кругом прав, нужно побыстрее покинуть Петербург…
За ее спиной раздались неспешные шаги – слишком неспешные,
чтобы быть спокойными, и Ольга легонько улыбнулась в темноту: как всякая
женщина, она могла предугадать события с превеликой точностью. Вот и сейчас
прекрасно знала, что вскоре произойдет.
Самое главное – она не имела ничего против.
Когда ладони Анатоля легли на ее плечи, Ольга не
пошевелилась, лишь спросила тихо:
– И это весь долгий срок, на который тебя хватило,
чтобы сдерживаться?
– Знаешь, у тебя в голосе сейчас есть что-то, что
придает уверенности…
– У меня печаль в голосе, – сказала она,
улыбаясь. – Я – одинокое, беззащитное, слабое создание, совершенно
потерянное в этом жестоком мире…
– Вот уж нет, – сказал он хрипло, все увереннее
обнимая Ольгу и прижимая к себе. – Я не знаю, что в тебе кроется, что ты
такое, но ты настолько не похожа на других… У меня голова кругом идет…
– И ты, разумеется, говорил это всем, кого собирался
очаровать…
– Ничего подобного, я… Оленька…
– Да верю, верю, – сказала она, оборачиваясь к
нему лицом. – И ничего не имею против…
Поначалу он действовал осторожно, скованно, словно опасаясь
ее испугать страстным напором – но, вскоре уловив, что на его поцелуи и ласки
отвечают с достаточной опытностью, стал и смелее, и предприимчивее. Пока он
расстегивал на ней рубашку, Ольга не отрывалась от его губ и, ощутив
нетерпеливые ладони на своей груди, подумала мельком, что жизнь все же как-то
налаживается…
Глава 14
Любитель редкостей
Пробуждение выдалось самое безмятежное – Ольга пребывала,
как сразу вспомнила, открыв глаза, в безопасном месте, и жизнь пока что
складывалась, и крыша над головой имелась, и не было нужды пробавляться сухой
корочкой с родниковой водой, и преследователей не наблюдалось поблизости, и
рядом сонно посапывал не только человек, на коего можно полагаться, но и
неплохой любовник, не обманувший ее ожиданий…
Вышепомянутый индивидуум вскинулся вдруг с придушенным
воплем, хватая воздух руками, сел в постели, озираясь, не сразу вернувшись в
реальность. Увидев Ольгу, блаженно обмяк, опустился на подушки и уставился в
потолок с видом полного довольства жизнью. Идиллия, а? Словно в пасторальном
романе аббата Бенуа о счастливых пейзанах…
