Они все были там, восседая в компании девиц вокруг
уставленного бутылками стола: и Топорков, махавший вместо дирижерской палочки
массивной серебряной вилкой, и поручики Тучков с Тулуповым, лихие гусары, и
конный артиллерист капитан Лихарев со своими знаменитыми усищами вразлет, едва ли
не шире эполет…
Все уставились на нее. Топорков благодушно взревел:
– Ба! Ба! Корнет, легок на помине! А мы только что
тебя, повесу, вспоминали! Куда ж ты запропастился, душа моя? Ты, ежели не
запамятовал, моей опеке подлежишь! Лихарев, живенько штрафной кубок сооруди!
Сделав пару шагов к столу, Ольга громко сказала:
– Господа, помогите, я в беде!
Она еще успела увидеть, как моментально стало предельно
серьезным лицо Топоркова – а в следующий миг на нее насели сзади
опамятовавшиеся чухонские бабищи, словно собаки на медведя – с разлету толкнули
в спину, принялись хватать за плечи, выкручивать руки…
Шляпа слетела, и роскошные Ольгины волосы золотой волной
рассыпались во всей красе.
– Кой черт! – послышался изумленный выкрик
Топоркова. – Что за фефенхлюдия а-ля чудасия?! Ольга Ивановна?!
– Помогите! – крикнула Ольга, уже не стараясь
изображать мужской голос.
И все моментально переменилось – на плечи ей уже не давила
тяжесть, руки освободились от бесцеремонной хватки. Выпрямившись и отскочив в
сторону, она увидела, что обе чухонки, бледные, как полотно, прижались к стене,
а перед ними, подбоченясь, стоит Топорков с выхваченной из ножен саблей,
белозубо, хищно ухмыляясь, поигрывая клинком в опасной близости от плоских
чухонских носов.
Его друзья в мгновенье ока оказались рядом. Сзади послышался
возглас мадам Изабо:
– Но позвольте, господа! Нельзя же так! Девушка
попросила у меня убежища…
– Ма-алчать, мадам! – прикрикнул Топорков. И, не
поворачивая к Ольге головы, продолжая играть сверкающим клинком, сказал быстро:
– Ольга Ивановна, я наслышан о ваших… неприятностях, мы все наслышаны…
Объясните диспозицию в трех словах.
Облегченно вздохнув – теперь ей нечего бояться, – Ольга
сказала:
– Можно и в трех… Означенная… дама, Василий Денисыч,
хотела меня заставить работать в своем заведении, угрожая в противном случае
выдать полиции…
– Милая, вы меня не так поняли… – в некоторой
растерянности произнесла мадам Изабо. – Это была шутка, и я…
– Молчать!
Окрик Топоркова был резким, как удар хлыста, и француженка
замолчала, отшатнувшись к стене. Двух чухонских баб уже не было в зале.
Топорков подошел к хозяйке заведения почти вплотную. Это был уже другой
человек: в нем ничего вроде бы не изменилось, но глаза стали холодными, а лицо
казалось высеченным из камня. В каждом его мягком, неспешном, почти грациозном
движении таилась непреклонная решимость. Вот это был настоящий гусар – герой
Австрийского и Персидского походов, Шведской и Балканской кампаний, а также
кавказских предприятий…
– Мадам… – отчеканил он ледяным голосом. – А
впрочем, какое там, к черту… что-то я никогда не усматривал поблизости какого
бы то ни было законного муженька, так что никакая вы, похоже, не мадам, а так…
мадмазель… Извольте-ка выслушать внимательно, мадмазель. То, что вашими
услугами порой втихомолку пользуются, еще не дает вам права считать себя…
лучше, чем вы есть. И уж тем более недопустимо с вашей стороны так обращаться с
нашими барышнями. Короче говоря, если ты, парижская вертихвостка, хоть единому
человеку на земле пискнешь, что видела Ольгу Ивановну, не говоря уж о том,
чтобы навести полицию на ее след… Я тебе категорически в этом случае не
завидую. Судейских крючков тревожить не будем, нет у гусар такой привычки.
Просто-напросто отправишься головой вниз измерить глубину Невы в самом глубоком
месте. А для красоты у тебя к шее хорошей пеньковой веревкой будет прикреплено
что-нибудь вроде пудовой гири. Ни один русский гвардеец сам не станет пачкать
руки подобными процедурами, но ведь имеется немало нижних чинов и просто
беззастенчивых субъектов, которые за пару золотых в Неву окунут десяток таких
поганых ведьм, как твоя милость… Я внятно излагаю пропозиции?
Он потеребил левой рукой висевший на шее Михаил с мечами –
Ольга уже знала, что это у него является высшей степенью раздражения. Стоявший
рядом Тучков предложил живо:
– Очень хороши также в видах утяжеления пловца чугунные
колосники из простой русской печи…
Ольга вдруг почувствовала слабость – от ощущения полной и
совершеннейшей безопасности. Наконец-то она могла полагаться на настоящих
друзей, в жизни не потребовавших бы за участие в ее судьбе какой-то платы…
– Итак, вы уяснили… мадмазель? – ледяным тоном
произнес Топорков.
Француженка молча кивала, бледная, как стена.
– Слов на ветер я никогда не бросаю, – сказал
Топорков, простирая руку жестом полководца. – Вон отсюда! И упаси тебя
бог…
Мадам Изабо, опасливо оглядываясь, нервной походкой покинула
залу. Топорков удовлетворенно кивнул, крутя усы:
– Промолчит, паршивка… Ольга Ивановна, нужно отсюда
убираться, не оставаться же вам в этом вертепе. У меня есть квартирка, где…
– У меня есть укрытие, – твердо сказала
она. – Уединенный домик на Васильевском, я в нем полностью уверена…
– Как прикажете, – согласился Топорков. –
Гей!
И все завертелось как бы само собой: очень быстро появилась
карета, неуклюжая и старомодная, но достаточно большая, чтобы вместить всю
компанию, все в ней моментально разместились, и Топорков крикнул кучеру:
– Гони, любезный, на Васильевский, полтину на водку!
Ольга блаженно откинулась на потертую спинку переднего
сиденья. Оба поручика взирали на нее с восторженным любопытством, артиллерист о
чем-то сосредоточенно думал, а Топорков яростно крутил левый ус, что у него
служило признаком напряженнейшей мыслительной работы.
– Положительно, какие-то наваждения, – бормотал он
с растерянным видом. – Только что я готов был поклясться, что вижу перед
собой своего доброго приятеля корнета Ярчевского, а в следующий миг он, как по
волшебству, обернулся натуральнейшей Ольгой Ивановной… Конечно, родственное
сходство и все такое, однако ж…
Он замолчал и уставился в пол, продолжая яростно терзать ни
в чем не повинный ус. У него был вид человека, ходящего вокруг да около
разгадки, но не способного сделать последний шаг.
Капитан Лихарев с видом задумчивым и отрешенным
рассудительно произнес:
– По-моему, Васюк, следует сделать последний логический
шаг. Сдается мне, что никакого корнета нет. Не было его с самого начала…
– То есть как это так? – возопил Топорков.
Лихарев невозмутимо продолжал:
– Помимо поразительного сходства, есть еще и другие
обстоятельства, возбуждающие подозрение. Мне только что пришло в голову, что
никто и никогда не видел Ольгу Ивановну и корнета вместе. А все отличие меж
ними, строго говоря, заключалось исключительно в одежде… Есть и другие
соображения. Мы, артиллеристы, привычны к сухой математике и прочим расчетам,
требующим логических построений.
