Отойдя от окна, Ольга уже раздумала издеваться над мохнатым
собеседником – простила на радостях. Села в кресло и с живейшим интересом
спросила:
– А что ты имел в виду, употребляя это выражение?
«Опять загорелась»?
– Как была неучем, так им и осталась, – досадливо
поморщился Нимми-Нот. – Что ж тут непонятного? У тебя определенно сдуло
пламя, тут и голову ломать нечего.
– Как это?
– Ох… Зажги свечу.
– Спичкой или…
– Да все равно!
Ольга выбросила указательный палец, и одна из свечей в
тяжелом медном подсвечнике загорелась.
– Свеча горит, есть пламя… А теперь погаси. Все равно
как.
Ольга погасила чистое пламя одним движением пальца.
– Ну, уразумела? Свеча осталась прежней…
просто-напросто задуло пламя, и без него она – холодный кусок воска. Пламя,
разумеется, можно зажечь вновь, но для этого необходимо приложенное извне
усилие…
– Постой! – воскликнула Ольга. – Я, кажется,
начинаю понимать… Дар все это время оставался при мне, он никуда не делся, он
просто погас, и его следовало заново зажечь…
– Должен тебе сказать, что для человеческого существа
ты не на шутку сообразительна, – с издевательской вежливостью сообщил
Нимми-Нот. – Именно так. Видишь ли, такого никогда не случается с тем, кто
обладает Даром изначально. А у того, кто свой дар получил, его запросто может
задуть.
– Почему?
– Откуда я знаю? Почему дождь идет не вбок, а прямо?
Почем облака не падают? Так заведено, а я слишком мелкое существо, чтобы знать,
кем, когда, зачем и почему. Так заведено.
– А повториться это может?
– Не знаю. Может быть… наверняка. Или оттого, что
кто-то сможет это устроить, или потому, что так сложится. И снова зажечь придется
уже как-то иначе, на другой манер. Вот тебе и весь сказ.
– Хорошенькие дела, – сказала Ольга, ничуть не
обрадованная подобными перспективами. – Выходит, в любой момент…
– Ну почему – в любой момент? Вовсе не обязательно,
чтобы это каждый день случалось. Это как с болотом, соображаешь? Можно по нему
пройти невредимым, а можно десять раз утонуть… а если держаться подальше от
болот, то и не ухнешь в трясину с головой. Вот все, что знаю. Я ведь не светоч
мудрости, я просто создание, обитающее на своем клочке земли, и не более того…
И умения, и знаний – с ноготок. Самомнением не пыжусь… в отличие от некоторых.
Ты, главное, запомни, что на Той Стороне все, как у простецов: есть свои
болота, топкие места, зыбучие пески, и молнии бьют, и грозы мочат. И нужно
накопить богатый опыт, чтобы научиться хотя бы предвидеть часть опасностей…
Тут, кстати, можно развить тему и припомнить некоторые примеры…
– Как-нибудь в другой раз, – твердо сказала Ольга,
подозревая, что ничего полезного уже не услышит. – У меня нет времени,
коли уж все вернулось, предстоит немало дел…
Она встала и принялась раздеваться, нимало не стесняясь
уставившегося на нее Нимми-Нота – не человек, в конце-то концов. Побросала всю
одежду на кресла, достала мундир гусарского корнета, уже привычно натянула
чикчиры.
Дел и в самом деле было невпроворот. В особняке Вязинских
лежала в лихорадке Татьяна – и были сильнейшие подозрения, что болезнь
нагрянула не сама по себе, а значит, следует посмотреть, что можно сделать.
Следовало также, несмотря на поздний час, навестить господина по имени Модест –
и загадочное зеркальце имеет смысл у него безжалостно отобрать, и следует
жестко поговорить о некоторых недавних событиях…
Она без труда взмыла в воздух, приподнялась аршина на два
над полом, потом так же плавно опустилась назад – и тихонько засмеялась от
радости, что все вернулось, что все удается. Теперь гусарский мундир необходим
– мало ли какие возможны встречи, военный, как уже неоднократно подчеркивалось,
вызывает гораздо больше почтения и уважения, нежели статский…
Ольга сноровисто застегнула доломан.
– Что-то неладно снаружи, – внезапно сказал
Нимми-Нот. – Очень непонятно… и неладно.
Теперь и Ольга то же самое ощутила – но никак не могла
понять, с чем столкнулась. Ни на что знакомое это не походило: такое ощущение,
словно прикасаешься к чему-то омерзительному липко-холодному, наподобие лягушки
или змеи…
– Тулупов, во двор! – послышался внизу отчаянный
крик Тучкова, и тут же хлопнула входная дверь.
Ольга одним прыжком оказалась у окна, свесилась через
подоконник наружу. У ворот толклись какие-то фигуры, числом не менее
полудюжины, что-то странное было в их дергающихся, ломаных движениях…
Отчаянно затрещала калитка – на нее напирали, да как
напирали! Словно не человек ломился, а налег всей тяжестью тела огромный зверь
наподобие гиппопотама…
Скрежет, грохот… Калитка треснула пополам, по всей длине, ее
половинки распались, одна рухнула наземь, другая закачалась на петлях – и в
образовавшийся проем шагнула высокая широкоплечая фигура, а следом за ней,
переступая тяжко, повалили другие…
– Назад! – послышался ничуть не испуганный, злой
голос Тучкова. – Кому говорю, корявый? Застрелю!
И тут же ударил выстрел, взметнулся клуб порохового дыма.
Ольга прекрасно видела, что пуля ударила прямехонько в грудь вторгшемуся
верзиле, но он, хоть и явственно дернулся, как от простого удара кулаком,
зашагал к крыльцу как ни в чем не бывало, а следом валили его сотоварищи –
тесное скопище дергунчиков, марионеток, бессмысленных…
Ольга кинулась к лестнице. Тем временем внизу грянули еще
три выстрела, один за другим, послышался отчаянный крик:
– Бесполезно, Тулупов, в дом!
Ольга сбежала на первый этаж как раз вовремя – оба поручика,
влетев внутрь, захлопывали входную дверь и торопливо закладывали засов. Засов
был уже в скобах, но Тулупов долго еще колотил по нему ладонью. Вид у обоих был
ошарашенный донельзя.
В дверь что-то гулко ударило.
– Ольга Ивановна! – оглянулся Тучков. – Н-на
них пули не производят ни м-малейшего действия… Они… Это не…
– Успокойся, чтоб тебя! – прикрикнул на него
Тулупов.
Он был так же бледен и растрепан, зубы выстукивали дробь –
но поручик тем не менее хватко вытянул саблю из ножен, отступил на три шага,
встал лицом к двери, решительно оскалясь… Глядя на него, и Тучков приободрился,
тоже выхватил саблю.
В прихожей было светло, как днем, хотя не горели ни свечи,
ни лампа – Ольга только сейчас сообразила, что это она, не рассуждая, пустила
свет, а офицеры были так растеряны, что и не обратили внимания на этакую
странность, как будто так и надо…
В дверь колотили, словно бревном. Она содрогалась в
массивных кованых петлях, правая нижняя филенка левой половинки вдруг отлетела,
упала на пол, раздался треск, в образовавшемся проеме показалась чья-то нога в
простом мужицком сапоге, оказавшая на доски воздействие не хуже, чем кувалда…
