15 января. Сегодня у меня подходящее настроение случилось – этакое смелое, да и времени прошло достаточно, так что часа в три пошел я к Блоббу в магазин. Шел и думал, как бы ненавязчиво поинтересоваться, чем там у них с Маккафой закончилось? Так и не придумал, кстати. Захожу я в магазин, а там торговля помаленьку идет, какой-то покупатель у прилавка вертится, а Динникова мама с ним разговаривает. Посмотрела она на меня и рукой себе за спину махнула – мол, там она. Я разделся, прошел прямо за прилавок и в задней комнате очутился. Там Динника под свечой сидела и что-то шила, а как меня увидела, только поздоровалась и больше ничего, будто я посторонний. «Чем занимаешься?» – спрашиваю, как ни в чем не бывало. «Дырку штопаю», – отвечает она. По-моему, она вовсе не это делала, но я не стал с ней спорить, какая в конце концов разница, пусть думает, что я ей поверил. «У тебя плохое настроение?» – сразу спросил я. Уж лучше я слиняю, если ей так захочется, чем буду глаза понапрасну мозолить. «Ты прав, не очень хорошее, – говорит она. – Я думала, что ты еще три дня назад придешь». – «Как-то все собраться не мог. – Не про Зублю же ей рассказывать и наши с ним тренировки. – Уроки, опять же, сложные». Она все сидела и «штопала», даже на руки не смотрела, так у нее ловко получалось. «А со мной ты когда гулять бросишь, через месяц или через два? – вдруг спрашивает она. – Или через неделю?» У меня, по-моему, челюсть отпала, я настолько опешил, что даже слов подобрать не мог! «Она красивая, – продолжала тем временем Динника. – Не то что я, страшилка. Почему ты стал ко мне ходить?» Я кое-как справился с оцепенением и сказал: «Почему ты решила, что это я во всем виноват?! – Оглянулся и рот рукой зажал, испугался, что сейчас ее мама заскочит и меня выгонит, чтобы не буянил. Но она все еще с покупателем общалась. Динника тоже взволновалась и палец к губам прижала, да только поздно. – Хорошо, я скажу тебе. Знаешь, как я ждал ее возвращения после гастролей? То есть, конечно, не то чтобы места себе не находил, но вспоминал постоянно. И вот она приехала, и я пошел ее встретить, и что же? Она стала выше меня на полголовы! Как ты думаешь, удобно мне было бы появиться с ней в обществе – в театре там или том же цирке? И другие мысли появились… – Я вспомнил про странные речи ее отца и решил закрыть Маккафину тему, потому как в ней мне было не все понятно. – А с тобой интересно дружить, ты не только о славе и зрителях мечтаешь, как она, с тобой можно просто разговаривать о всяких вещах. И ты тоже симпатичная, и вовсе не страшная, я, например, нисколько тебя не боюсь…» – «Уходи, – вдруг сказала она. – Я, кстати, не заметила, что она выше тебя, наверное, тебе померещилось». – «Да в чем я перед тобой провинился?» – спрашиваю. До сих пор понять не могу, что ей не понравилось? Она отвернулась и про «штопку» свою забыла, и какие-то звуки до меня донеслись – то ли всхлип, то ли что-то подобное. Может, просто носом шмыгнула. Нет, не на пользу ей знакомство с Маккафой пошло, как чувствовал я, что добром оно не кончится. «Уходи, Мегаллин, – сказала она опять, – мне работать надо». Нет, не понимаю я девчонок, как ни стараюсь. Что Маккафа, что Динника – вечно меня в тупик ставили. Оделся я в полной растерянности и домой пошел. И всю-то дорогу глупая мысль в моей голове свербела: выходит, остался-таки я без этих штанов-кюлотов. Так и не увижу, видимо, что это за одежда такая. Эх, надо было еще подождать с визитом, может, как-нибудь само бы все утряслось? Да что теперь об этом думать, надо жить дальше.
17 января. Что-то я занервничал перед испытанием. Узнать бы как-нибудь, что это за штука такая и к чему готовиться! Только все, кто что-то слышал об этом, говорят, что подготовиться к этому невозможно, потому что проверяют саму природу человека, то, что уже заложено в нем, и что-то изменить в себе уже нельзя. К тому же задания всякий год немного меняются, и пытаться угадать глупо. Чтобы не так волноваться, тренировал сегодня Зублю. Он уже на задних лапах ходить начинает и через голову переворачивается. А вообще, я в последнее время новые номера с ним перестал разучивать, пусть сначала старые закрепятся. К тому же родители стали подозрительные, и я уже не таскаю сахар и прочую снедь в таких количествах, как раньше. Зачем я с ним занимаюсь? Спроси меня кто, и ответить не сумею.
18 января. Как-то странно эти магистры свое испытание организовали. Честно, говоря, я думал, что все будет намного сложнее, и мне даже неинтересно под конец стало. Со всего города и его окрестностей в нашу школу сошлось и съехалось примерно пятьдесят учеников и даже тех, кто уже закончил школу. Кто один, кто два, а кто и десять лет назад, но таких взрослых было всего человек пять. Развели нас по несколько претендентов по кабинетам и рассадили подальше друг от друга, чтобы мы не отвлекались на соседей. Были все учителя, два молодых мага первого уровня (из них один – тот самый, который в прошлом году приходил к нам в класс и резал летучую мышь) и почему-то один сотрудник Отдела частных расследований. Они расхаживали по кабинетам и насмешливо смотрели на нас, но ни с кем не разговаривали, только между собой и порой с учителями. Один осведомленный парень перед началом мне сказал, что те, кто не подойдут Ордену, смогут попробовать себя в Отделе. Там, мол, есть целое подразделение людей, которые по всей стране борются с магами-мошенниками, всякими самоучками и проходимцами, обманывающими людей с помощью магии. Тоже, конечно, интересное занятие, но природа, пожалуй, мне больше нравится. Посмотрел я на одного такого следователя в суде и тогда еще подумал – работка так себе, всякие доказательства собирать, с трупами возиться, протоколы строчить и так далее. Да я, кажется, уже говорил об этом в первой тетради, так что не буду повторяться. Нас всех переписали: кого как зовут, кто где живет, кто родители, дату рождения. Тот же грамотный тип – его звали Нужжол – опять стал всем объяснять, что они специально так делают, чтобы потом письма разослать с сообщением, кому прийти для второго испытания, кому обратиться в Отдел, а кому отвалить подальше. Хотя последним, наверное, вовсе ничего не посылают, так он сказал. Короче, каждому дали свой личный номер и отправили по кабинетам, и там нас ждали каждого свой набор магических предметов. Тут мы подписали бумажки, в которых говорилось, что Орден не отвечает за последствия и вообще как бы не при чем. Я чуть не испугался, а потом выбросил эту бумагу из головы, подмахнул ее и сел читать свое задание. И хотя поначалу волновался, то потом быстро перестал – потому как оно показалось мне порядочной чепухой, и я понял, что как будет, так и будет, и ничего поделать нельзя, то есть от меня тут ничего не зависит. Предметы-то, кстати, оказались вовсе даже не магическими, разве что порошок в одном пакетике, и на каждом был написан его номер. Чтобы мы не путались, видимо. Как сейчас помню первое задание: «В пакете 1 содержится смесь вещества А и вещества Б в неизвестных долях. Мы знаем только, что А окрашивает воду в синий цвет (нарисован кружок синего цвета), а Б – в красный (а тут нарисован красный кружок). С помощью стакана 2 с водой определите пропорции веществ А и Б в пакете 1 и запишите ответ в соответствующую графу бланка». Ну, и что же? Высыпал я эту ерунду в воду, она, конечно, окрасилась в неведомо какой цвет – чушь какая-то, но прозрачная. Поглядел я ее на свет, прикинул на глаз и числа вписал куда надо. «В пакете 3 содержатся в неизвестных долях соль и сахар. Попробуйте это вещество на вкус (можно съесть все) и определите пропорции соли и сахара в нем, запишите ответ в соответствующую графу бланка». Очень надо было – этакую гадость съедать! Третье задание показалось мне самым сложным. В двух непрозрачных мешочках лежали две одинаковые монеты, и нужно было определить, в каком году каждая из них была отчеканена. Смотреть-то нельзя было, за этим внимательно учитель следил – руку туда суешь и елозишь по монете пальцем, эти мелкие циферки нащупываешь. Кстати, это надо делать одновременно, то есть двумя разными руками! Я честно признаюсь, что порядком вспотел, пока в мешках ковырялся. Но нет, все-таки четвертая задача не проще оказалась, я минут пять этот дурацкий порошок нюхал, прежде чем написать доли трех разных веществ, из которых его намешали. Одно, понимаешь, пахнет яблоками, второе – рыбой, а третье горелым сахаром! А дальше уже совсем просто было: какую-то палку на глаз измерял, взвешивал кусок деревяшки и определял, сколько золотников воды в миске. Посмотрел я на часы после всех своих мучений – ба, целый час прошел, а я и не заметил. Стал я потихоньку за другими конкурсантами подсматривать, у них были не совсем такие же задания, как у меня, но похожие, так же точно надо было на глаз, нюх и вкус угадывать составы разных смесей. Не знаю, магам, конечно, видней, но мне эти «опыты» показались несколько глупыми. Зачем, скажите на милость, мне нужно «взвешивать» что-нибудь в руке, когда есть нормальные весы с гирьками на один золотник, два и так далее? Да и составы смесей можно узнать не таким примитивным и неточным способом, как нам предлагалось. Но все же я догадался, что таким образом они хотели узнать, насколько в нас развита так называемая «интуиция». Я точно не скажу, что это за штука, но на этом экзамене, по-моему, ей было самое место. Но долго мне не дали рассиживать – учитель заметил, что я ничем не занимаюсь, и подошел ко мне проверить, как у меня дела. Кажется, он не ожидал, что я уже справился со всеми заданиями, но виду не подал, забрал заполненный бланк и отправил меня домой. Так я и ушел, и не смог ни с кем обсудить наши «опыты». Мама меня вечером спросила, чем я занимался, пришлось ей рассказать, что ходил экзамен в Орден сдавать. «Ну что ж, все-таки дело в жизни», – сказала она. Но как-то не слишком весело, по-моему. «Да ладно тебе, мам, может, я еще не поступлю», – утешил я ее, но она все равно не обрадовалась.
