24 августа. Спешно подготовил свою «корзину» к взлету – пришлось заменить пробитый арбалетной стрелой парус, чтобы не тратить лишние силы на маневрирование. «Корзину» обтянули несколькими слоями дубленой свиной кожи, и стрелы не берут ее (застревают). Эннеллий едва передвигается (кажется, у него что-то с сердцем) и все больше лежит в своей походной палатке, молча выслушивая рапорты магов. У меня не было времени навестить старика, я запрыгнул в гондолу и взмыл в небо (сейчас поднимаюсь вверх, чтобы оценить, в каком месте сражения нашим гвардейцам приходится хуже всего). Пока есть несколько минут, вкратце запишу события трех последних дней (как же качает, бес побери!). Тем более, что только недавно перестал идти проливной дождь, вызванный стараниями азианских магов. Но они просчитались – 22-го Таккульн (при моей поддержке с высоты) ударил в западный склон раскаленным воздухом. Возникший в результате водяной поток подхватил Дадденк и направил его в сторону врага. Но их маги оказались парнями не промах, да только им для спасения пришлось пробить брешь в своем же редуте (иначе как бы они смогли отразить вал воды?), что нам не удалось сделать в течение целого дня 21-го числа. Но к тому времени половина их лагеря уже была смыта на сотни шагов вниз по северному склону, и нам «досталась» едва ли пятая часть растопленного снега. Хесстальн протрубил отбой, и мы до вечера собирали по щелям снаряжение. Утешало нас то, что враг пострадал гораздо больше и наверняка понес значительные потери. Все, пора за дело… Похоже, Веннтин отрядил одного или даже двух из своих подручных, чтобы препятствовать мне сеять в их рядах панику и разрушения – я был вынужден отступить, чтобы не свалиться им на головы и не стать легкой добычей. Пока гондола облетает их магическую ставку с востока (там видны удобные скалы, которыми можно прикрыться), я продолжаю рассказ. 23-го утром в дело вступили лучники и Бекк, вызвавший лавину с того же самого, очищенного от снега склона. Веннтин ответил расселиной, прорезавшей тракт поперек (в щели сгинуло человек десять ополченцев). Я в это время сильным боковым ветром сбивал прицел у азианских лучников, и они вконец разозлились и стали осыпать мою гондолу стрелами: штук пять пробили ее насквозь, но, к счастью, застряли в корпусе оперением. Все, я достиг скалы на восточном краю ущелья, закрываю журнал… Пользуясь прикрытием, я развеял над ставкой Ферреля свой коронный состав и чуть ли не выкрикнул свое самое мощное заклятие. Опасаясь зацепить эвранских гвардейцев, с мечами в руках пробивающихся по узкому проходу между скал (к этому времени все лучники уже были выведены из строя), я породил вихрь в задних рядах врага и на западном, пологом склоне, где ожидали сигнала Ферреля свежие отряды оборонявшихся. Ни Бекк, ни Дадденк, ни Таккульн со своей магией не вступали в дело, опасаясь причинить ущерб нашим же воинам, но добавили силы моему прямому вихрю. Тот смел вниз сотни оборонявшихся (в том числе и конный магический отряд противника), многие из азианцев потеряли свое оружие и были искалечены. Мы заняли господствующую высоту на перевале всего за полчаса до наступления темноты. Я возвращаюсь в ставку Хесстальна, потому что прозвучал сигнал отбоя: атаковать во тьме бессмысленно, зря потеряем людей. Думаю, маневренность моей «корзины» явилась для Веннтина неприятным сюрпризом. Любопытно, что ни Ферреля, ни Хесстальна я со своей высоты так за все время кампании и не увидел: лишь адъютанты мечутся по позициям, отдавая приказания сотникам…»
Валлент вспомнил о красочном портрете азианского наместника, восседающего на коне в горделивой позе, и сумрачно усмехнулся.
«25 августа. Вот уже несколько часов, как гондолу несет в каких-то странных сумерках, но, как это ни удивительно, почти не трясет – видимо, я нахожусь на слишком большой высоте. Солнце скрыто непроглядными тучами (кажется, скоро оно и вовсе скроется за горизонтом), из которых еще недавно хлестал почти сплошной поток воды – если бы у моей «корзины» было непроницаемое дно, я бы уже, наверное, захлебнулся (пришлось сорвать с нее плотные шкуры). Характер туч такой, что они не содержат небесной энергии (представляю, как несладко бы мне пришлось при ударе молнии в гондолу). И внизу, и со всех сторон – такая же беспросветная пелена, только подо мной она еще и клубится, вяло обтекая едва заметные возвышенности. Из «подъемной» мази очень быстро вытекает ее сила, и приходится каждый час подновлять «покрытие» на парусе: видимо, вокруг меня незримо бушует такой мощный магический шторм, что он в одночасье «размывает» все мои заклятия… Около получаса пытался рассмотреть хоть что-нибудь, но безуспешно, так что куда меня несет, непонятно. Однако не на север, в этом я почему-то уверен. Увы, мы не смогли уничтожить магический корпус врага (их осталось трое, я видел) во главе с Веннтином, и они соединились и вызвали сплав трех стихий. Скала перед ними стала рушится, рассыпаясь на колючие осколки и формируя плотное и горячее, насыщенное кипящим паром облако, в нижней части которого, словно живая, шевелилась огромная куча потрескавшихся от жара камней. Оно медленно поползло по направлению к нашим позициям, и я в отчаянии вскинул руки к небу (чуть не выпав из гондолы) и прокричал самое страшное заклятие, чтобы остановить этот ужас… Лучше бы я дал ему убить половину наших солдат. Мой прямой вихрь, пущенный навстречу каменному облаку, встретился с ним и пробил небо от земли до звезд, и я вспомнил, что читал о таком явлении в каком-то древнем фолианте. Автор текста (не помню, кто) предостерегал всех от соединения самых мощных порождений четырех стихий, грозя страшной карой. Он оказался прав. Мы, все четверо, призвали темную часть мироздания, саму смерть, невольно, не желая того, сплавив свои способности и свою мощь и обратив ее вовне. Я раньше не верил забытому магу, не верил, что эта процедура может дать какой-то эффект, а теперь знаю – он говорил правду, указывая на опасность подобных опытов. Только кому теперь поможет это знание? Скала в месте столкновения черного облака и моего прямого вихря стала вспучиваться, образовалась воронка, из которой хлынула какая-то мутная субстанция. Она потекла вниз по ущелью, в обе стороны. Даже со своей высоты я почувствовал, какая она холодная – камни мгновенно покрылись изморозью и стали рушиться. Обвалился и уступ, на который взобралось командование азианским воинством, и Веннтин со своими людьми с нечеловеческими криками исчез в пылевой мгле. Но я все же решил спуститься, пока еще что-то было видно, хотя ужасный мутный туман стал так силен, что закрыл все небо. Гигантская воронка крутилась в сотне локтей от меня, размалывая камень под собой и с воем выбрасывая его из своего чрева. Наша ставка сильно пострадала – твердое основание горы сдвинулось, повсюду лежали трупы курьеров, военачальников, гвардейцев, кто-то из моих коллег в красном плаще, а край шатра Хесстальна вообще торчал из-под огромного валуна. Я привязал гондолу к какой-то палке и побежал к нашему фургону, стоявшему немного ниже по склону, между двух огромный камней. Там был только Эннеллий, он лежал с закрытыми глазами и тяжело дышал: изо рта у него шел пар, тут же оседавший на седой бороде каплями льда. Мои силы убывали слишком быстро, я опасался, что не успею вернуться в гондолу, чтобы покинуть убивающий все живое серый туман. Я подхватил Эннеллия (еще четверть часа назад он показался бы мне легким) и с трудом дотащил его до «корзины», а уж как я затолкал Мастера в нее, и не помню. Да только мощи моих вещества и заклятия не хватило, чтобы поднять нас в небо… Я чувствовал, как проклятая воронка посреди бывшего тракта, зияющая всего в сотне локтей от меня, высасывает из меня последние силы. И я оставил еще живого Мастера на белых от изморози камнях».
