– А мне две лепешки-пэтти, – заявила Кэти. – И яблочного сока.
– Э! – Камалакара воздел руки в горестном жесте, но ухитрился подсунуть посетителям переносной блок кассового аппарата, зорко проследив, чтобы оба голодающих поместили в прорезь кредитки. – Мята кончилась, дэвушка! Гита, двэ лэпешки от Камы и сок!
Спустя минуту Милан сосредоточенно поглощал вполне культурной одноразовой вилкой очень недурную пищу, глядел мимо Кэти на снующих по авеню людей в самой пестрой одежде и ни о чем не думал. Точнее, его отвлекали от плодотворных размышлений волны какого-то алчного жара, исходившие от девушки. Назвать ее девочкой Милан сейчас бы не решился – скорее уж молодой женщиной, настолько чувственно и хищно она посматривала на сидящего напротив Милана. Ее тонкие пальцы придерживали прядь черных волос, стремившуюся сползти ей на левый глаз.
Чтобы не отвлекаться на Кэти в дальнейшем и наконец сосредоточиться, он отложил вилку, сделал глоток сока и положил ладонь на ее потное и горячее запястье. Она застыла с полуоткрытым ртом, оторопело уставившись на Милана, а он медленно, наклонившись над столом и позволив очкам назидательно съехать на нос – но глаза при этом остались за стеклами – проговорил:
– Девочка, я не плачу за любовь. Ни крону, ни пятьдесят, ведь на такую сумму ты рассчитывала? Я не нуждаюсь в искусственной стимуляции своего тела. Так маме Вике и передай. Я знаю, тот заезжий делец из Брахмапура заставлял тебя делать самые дикие вещи и платил за это хорошие деньги, тебе это не нравилось, но накануне владелец дома прислал вам счет за коммунальные услуги и электричество. Потом этот парень предложил тебе уехать к нему в город, чтобы продолжить карьеру, но ты отказалась, предпочтя шагать по свой дороге. Увы, на ее обочине только один указатель – унижение. И неважно, угодишь ли ты в тюрьму за ограбление лавки или подцепишь заразу. Не иметь выбора оскорбительно для свободного человека. Я не психиатр, чтобы лечить твой недуг, девочка. Я могу лишь поставить диагноз, а выжить или умереть, решай сама…
«Черт, да что со мной? – недоуменно подумал Милан, с усилием замолкая. – Зачем я все это говорю?» Но мысль эта тут же испарилась, словно жидкий азот, выплеснутый из дьюара.
Кэти уткнулась в тарелку с ошалелым видом, порой взглядывая на каменное лицо постояльца. Он убрал ладонь с ее руки, и видение недавнего прошлого, извлеченное из открытого сознания девчонки, растаяло сгустком липкого мрака под отвесными лучами солнца, пробившими щели в навесе кафе.
Очнувшись, она вскинула голову, словно собираясь выкрикнуть что-то обидное и резкое, но осеклась и бросила вилку на стол. «Проклятый ханжа!» – прочитал он по движению ее губ. Отталкивая многочисленных посетителей, она скрылась в толпе, а Милан устало откинулся на стену и бросил в рот последний кусочек керри. И почему людям так неприятно слушать правду? А вообще ему не слишком-то нравилось его новое свойство, «подаренное» добрым доктором Максимовым. Ведь так и подмывает забраться в чужие мозги, хотя ботаник и предостерегал Милана от этого. К тому прослыть «экстрасенсом» в первый же день на новом месте – тоже ничего приятного.
– Великолепная речь, мсье! – произнес у него над ухом веселый женский голос. – Не возражаете, если я присоединюсь к вам? Все равно свободных мест больше нет. – Милан, не глядя, равнодушно кивнул, и на ящик напротив него уселась ярко одетая блондинка лет тридцати, с тарелкой чего-то вызывающего. На воротнике ее желтой блузки болтался бэджик со словами «Женская воля», а на поясе – изящная сумочка с аппаратурой, ощетинившаяся хвостиком антенны. – Это ваша сестра?
– Нет. – Милан коснулся губами поверхности шипучки в стакане и остался доволен количеством пузырьков, взрывавшихся на ней.
– Представьте, собираю материал для статьи, – продолжала журналистка, нимало не тушуясь от его необщительного вида. – В любом журнале чем больше перца, тем лучше, верно? А про забегаловку папаши Камы знают все соседние кварталы. Говорят, здесь можно запросто спалить себе желудок. У вас это получилось? – Она наконец замолкла и осторожно затолкала в рот микроскопический кусочек чего-то алого, заранее приготовившись залить это глотком колы. – Вы местный проповедник? Я ни разу не была в клошарской церкви, не по профилю как-то. А почему на вас такая необычная для церковника одежда?
– Послушайте, мэм, у меня нет охоты рассуждать на темы вашего журнала. И на все остальные тоже. Но я смогу выдержать вашу болтовню, если вы покажете мне ближайший магазин подержанных флаеров.
– Прекрасно! – обрадовалась она. – Я знаю отличное местечко в паре километров отсюда. – Похоже, замечание Милана ничуть не обидело ее, что совсем не удивительно для журналиста. – Рецепт взяла, меню скопировала, с хозяином поговорила… Интервью с посетителем почти в кармане. Кстати, можете называть меня Светой.
Она отодвинула наполовину опустошенную тарелку, залила в горло колу и поднялась одновременно с Миланом.
– Я оставила свою машину в квартале отсюда. – Света пристроилась рядом с ним, порой задевая его синей сумочкой на толстой медной цепи. – На охраняемой стоянке, конечно, иначе можно чего-нибудь недосчитаться. Камеры-то уж точно вывернут, и будешь летать как слепой котенок. Так ведь говорят? А вы какую фирму предпочитаете? «Боинг», «Антипов» или «Локхид»? Или что-нибудь экзотическое? У меня антиповский «Омуль», только не самый крутой, а попроще, без модулятора гравиполя, и реактор с одной ячейкой. К тому же четырехместный! Представляете, сколько лишнего пространства в салоне? Зато дешевле и мне нравится. В нем даже можно спать, если вздумается. Хотя большей глупости и представить трудно…
Толпа постепенно поредела, обшарпанные стены домов расступились, и они вышли на улицу, свободную от крикливых торговцев и покупателей, вони отбросов и запахов пищи. 96-я авеню закончилась вместе с Великими Клошарами. Прилизанные фасады и зеркальные витрины не имели ничего общего с хаосом, царившим в нескольких метрах позади. Но народу, конечно, тут было немногим меньше. Вообще, Милан быстро понял, что Валхалла вряд ли даст ему возможность побыть одному где бы то ни было, кроме как в собственной комнатке. Даже в лесопарках, наверное, под каждым кустом валяется и распивает пиво или джин с тоником по десятку отдыхающих.
Настенный лифт с поцарапанными стенками поднял Милана и журналистку куда-то в середину полупрозрачного здания, битком набитого пустыми машинами. Света отдала одному из парней в синей униформе ключи и жетончик, и спустя полминуты тот пригнал на стартовую площадку новенький «Омуль». Милану почему-то казалось, что флаер журналистки непременно должен быть желтым, под цвет ее блузки и солнца – так оно и оказалось.
– Да, какое-то бедноватое у меня получается интервью, – заметила Света, выводя машину из-под крыши на трассу и ловко, с типично валхалльской небрежностью втискиваясь в транспортный поток. – Вы, я так понимаю, недавно в городе?
– Полдня.
– Ну наконец-то, будет о чем сообщить читательницам.
– Не иначе, в таких словах: «Первый же человек, встреченный мной у папаши Камы, оказался приезжим из отдаленных районов Эккарта. Что привело его в кафе? Неужели густой запах острых приправ, на сотни метров разносящийся по 96-й авеню? Об этом я и спросила скромно, но прилично одетого гражданина, едва успев записать его отзыв о керри по-мадрасски, которое он с аппетитом поглощал…»
