Телегу остановили у входа в ратушу, Реквист, гремя доспехами, скрылся в здании. Ему предстояло утрясти кое-какие детали с местной администрацией, прежде чем доблестный рыцарь покинет здешние края: составить примерную опись трофеев, условиться об охране разбойничьей крепости, распустить по домам ополченцев. Солдаты расположились на площади — так, чтобы держать под присмотром обоз, а горожане подступали все ближе и ближе к телеге с арестантом. Сперва они тихонько переговаривались между собой, потом осмелели и стали отпускать реплики погромче и погрубее. Тыкали пальцами, смеялись. Марольд не обращал на крикунов внимания, усердно бормоча заклинания, и алый комок в его ладонях то потихоньку рос, то рассыпался, превращаясь в пепел.
Из ратуши показался рыцарь, сопровождаемый группой местных писарей и чиновников. Толпа подалась назад, когда процессия двинулась вдоль повозок и фургонов, подсчитывая и делая пометки на вощеных табличках. Затем люди снова сомкнулись вокруг телеги.
Реквист желал побыстрей закончить дела, а потому пинедские писари ограничились очень приблизительным подсчетом. Селянам, принимавшим участие в боевых действиях, позволили проваливать по домам. Городских тоже распустили, сверив напоследок по списку их имена.
Свен ничего не замечал вокруг, полностью поглощенный собственным счастьем. На нем синий плащ гонзорского гвардейца, хотя и с плохо застиранными кровавыми пятнами (перешел по наследству от убитого), но все равно немыслимо великолепный. Красивый шлем (не чета каске ополченца!), новые сапоги, кольчуга — это ли не вершина успеха для простого паренька, лишь недавно раздувавшего мехи в кузнице Мейдера? Но что касается Свена, это только начало, он еще себя покажет!
Когда новоиспеченный гвардеец присоединился к гонзорским латникам, наемные солдаты уже покидали площадь. Наконец дела были окончены, сэр Реквист взгромоздился в седло и колонна двинулась прочь. Латники принялись теснить толпу, привычно прокладывая дорогу фургонам, Свен постарался затесаться в глубину строя, чтобы не повстречаться ненароком с мамашей. Он непременно поговорил бы с ней и даже попросил благословения, как положено… но старуха ведь такая — сперва поднимет крик, растревожит полгорода и только потом, наоравшись всласть, угомонится и спокойно выслушает. И все это на глазах гвардейцев? Нет, лучше уж позже, не теперь. Когда Свен прославится, обогатится трофеями и станет большим начальником… В общем, потом, потом…
Едва Лукас и Мона миновали ворота, сразу заметили необычайное оживление, царящее в городе. Все вокруг суетились, прохожие останавливались и, жестикулируя, возбужденно толковали между собой, на лицах блуждали растерянные или, наоборот, самодовольные и радостные улыбки. Пинедцы явно пребывали в приподнятом настроении. Лукас замедлил шаг, прислушиваясь к разговорам.
— Слава Гилфингу, маменька, наконец-то Марольда поймали. Скоро на площади повесят лиходея, то-то радости в городе будет, — увлеченно тараторила молодая бабенка, обращаясь к ковыляющей рядом маленькой сгорбленной старушке.
И тут же испуганно смолкла, заметив взгляд Лукаса. Но вскоре где-то совсем неподалеку опять зазвучало имя разбойника. Потом снова и снова. И так на протяжении всего пути до базарной площади, художник слышал его то тут, то там, повторяемое на все лады. Ну а уж возле торговых рядов новость обсуждалась и вовсе на каждом шагу. Одна только Мона к этим разговорам, похоже, не прислушивалась. Как и обычно, чинно прохаживалась по базарной площади под руку с отцом, с любопытством разглядывала выставленные товары.
— Чего сидишь-то, дурень, все добро, что было у разбойника, небось без тебя уже растащили. Народ, который поумней, поди, спозаранку еще к его логову подался, а ты тут прохлаждаешься, — раздался за спиной Лукаса сварливый старушечий голос.
Художник оглянулся. Седой бородатый мужик в длинном кафтане, по виду явно деревенский, спешно сворачивал свою торговлю и складывал нераспроданный товар на запряженную подводу. Его жена бестолково пыталась помогать, но, видно от волнения, роняла то сверток, то мешок. И каждый раз при этом отчаянно бранилась.
Совсем еще молодой горожанин в одежде мастерового некоторое время молча смотрел на поспешные сборы крестьян, потом, должно быть, тоже решил последовать их примеру. Лукас услышал, как парень попросил подвезти его к логову Марольда.
— А что, садись, мил-человек, зачем ноги-то зря топтать. За десять грошей подвезу, с превеликим моим удовольствием, отчего бы и нет. Вместе ехать оно веселее будет, — поглаживая бороду, ответил старик.
— Побойся Гилфинга, за что десять грошей? — возмутился парень. — Да я и пешком дотопаю. Все равно ничего уже ценного там не осталось, — вздохнув, добавил он. — Солдаты небось что получше, сами увезли.
— Ладно, давай восемь грошей, — недовольно пробурчала старуха.
Но парень ее и слушать не захотел.
— Подвезите меня, я больше заплачу, — не удержавшись, воскликнул Лукас.
Мысль о том, что в опустевшем жилище разбойника осталась любимая книга, не давала ему покоя. Так уж хотелось вернуть пропажу, что никаких денег на это не жалко. Однако Лукас понимал, сам-то он логово Марольда вряд ли отыщет. Дорога небось не ближняя. Да и леса в тех краях густые, дремучие, разбойничьи, одним словом, леса. Нездешнему человеку недолго и заблудиться. А тут такой случай!
— Подвезите меня, пожалуйста, — взволновано повторил художник. — Да еще вот дочку домой подбросьте, тут недалеко совсем, за монастырем. А я вам четверть келата заплачу.
Глаза торговцев загорелись от жадности, сумма была огромная. Похоже, старуха по старой крестьянской привычке хотела еще поторговаться. Но мужик, боясь упустить столь выгодного попутчика, поспешно сдвинул вещи на телеге и даже грязь смахнул рукавом с освободившегося места.
— Милости просим, добрый господин, милости просим. И вы, барышня, пожалуйста, садитесь.
Мона удивленно посмотрела на отца.
— Мы же еще ничего не купили. К обеду бы овощей, да свечи вот дома кончаются. Я быстро!
— Еще чего, некогда нам ждать, — вдруг не на шутку рассердилась старуха. — Да и монастырь совсем не по дороге. Давай поехали скорей, — нетерпеливо крикнула она мужу.
Жадная бабенка, видать, решила, что незнакомец неспроста так расщедрился и действительно нужно спешить.
Художник растерянно молчал, не зная, что ответить. Мона, увидев расстроенное лицо отца, тут же горячо заверила, что вернется домой одна. И Лукас, недолго думая, согласился. А что, девица уже взрослая, дорогу знает. Не все же ей с папой за ручку-то ходить. Теперь, когда разбойника поймали, спокойно станет в округе. Можно девушке и одной на базар сбегать.
Лукас быстро попрощался с дочкой и запрыгнул в уже тронувшуюся телегу.
Глава 20
Опасаясь попасться матери на глаза, Свен держался подальше от толпы, потому и не успел увидеть, который из земляков швырнул ком грязи в разбойника. А может, не ком грязи, а гнилое яблоко — кто теперь разберет? За первым броском последовал другой, третий… Марольд согнулся в телеге и, гремя цепью, старательно прикрывал руками — нет, Свен с удивлением понял, что злодей защищает не голову, а тот небольшой красный предмет, что создал при помощи магии. Следом за довольно безобидными снарядами из толпы посыпались камни. Пинедцы остервенело швыряли в Марольда, что попало под руку, сгибались, шарили под ногами, распрямлялись и снова швыряли. Никто не вопил, не слал проклятий, не отдавал команд, толпа действовала сама собой как единый организм, и это было еще страшней. Город мстил за годы страха, город хотел уничтожить Марольда. Разбойник не пытался помешать, даже не заслонялся руками, только отворачивался и прятал лицо.
