Поговаривали, что вот-вот из Гонзора приедет казначей, а возможно, и сам сенешаль… Наступила суббота. Петер проснулся со странным ощущением неправильности происходящего. Что-то было не так. Он сел в постели и отбросил в сторону одеяло — Моны не было. Снова исчезла! Поспешно одевшись, колдун бросился из дома. Топая сапогами, помчался по безлюдной улице… Внимание чародея привлек шум на площади — там, несмотря на ранний час, собралась порядочная толпа. Петер кинулся к кордегардии. По пути он слышал обрывки разговоров и удивленные возгласы — оказывается, перед рассветом кто-то похитил гроб с телом Марольда. Вчера покойника, уложенного в тележку, как обычно, вкатили в сарай за ратушей, чтобы поутру вновь вывезти на площадь… и вот он пропал. Двое солдат, стороживших ночью, валялись без сознания, их безуспешно пытались привести в чувство. Петер принялся расталкивать людей, пробираясь к месту преступления.
У дверей раздавался зычный голос Свена — начальник стражи велел перекрыть выезд из города, снаряжать погоню и одновременно отбивался от некоего крестьянина, явившегося с жалобой, что у него, дескать, похитили телегу вместе с лошадью…
— Не время нынче, отвали дурень! — рявкнул на крестьянина Свен и тут разглядел в толпе молодого колдуна. — А, чародей, иди скорей сюда, полюбуйся!
Петер, не отвечая, прошел мимо и заглянул в двери — пол был усыпан желтым и синим порошком… По-прежнему не произнося ни слова, чародей кинулся прочь — теперь люди сами расступались перед ним. Должно быть, их пугало выражение лица Петера.
— Рыжий, ты куда? — бросил вслед Свен, но колдун не обернулся.
Выбравшись из толпы, он помчался к воротам. У выезда из города ему попалась Эльга.
— Ой, Петер, хоть ты послушай! — запричитала она. — Никто на меня внимания не обращает, к Свенчику не пускают… Я видела Марну! Это была она, на телеге выезжала из города. Только отворили, она сразу…
— Ты видела Марну? — переспросил Петер, останавливаясь. — Ты уверена?
— Конечно, Петер, я уверена, конечно! Мне ли эту гадюку не узнать! Я в окно увидела, — девушка ткнула пальцем за спину, указывая окошки Свенова дома, — и бегом на улицу, а она уже выезжает. Но я ее сразу признала, точно — Марна!..
— Давно это было?
— Может, час назад… Я к стражникам, они не слушают… я к Свенчику, а он…
В воротах раздались громкие крики — показались знаменосцы и латники. В город въезжал кортеж казначея, солдаты расталкивали возниц, веля освободить проезд…
Петер бросился к воротам… не поспел. Въезд был перегорожен свитой казначея. Колдун метался перед лошадиными мордами, не обращая внимания на окрики латников конвоя, но так и не сумел прошмыгнуть, пока не иссяк поток кавалеристов. Затем кинулся за ворота… бежал, сколько хватало сил… и снова опоздал. У развилки никого не было.
Несколько минут чародей, тяжело переводя дыхание, смотрел то вправо, то влево, гадая, куда свернула телега с трупом Марольда. Нагнулся, рассматривая свежие отпечатки колес и комья навоза. Наконец ощутил следы собственной магии, едва заметные, но все же… Выбрал направление и устало побрел вправо от вросшего в землю замшелого каменного столба… Потом, передохнув, зашагал быстрее, оглядывая кусты вдоль дороги.
Отмахав несколько километров, Петер заметил свежую колею, ведущую с тракта в негустой подлесок. Дальше маг побрел медленно, приглядываясь к следам и сломанным ветвям. Теперь, решил он, можно не спешить. Если Марна съехала с дороги, то не собирается больше убегать.
Лес становился все гуще… наконец колдун увидел кобылу, которая, всхрапывая, обрывала листву с кустарника. Ближайшие ветви она успела обглодать, теперь тянулась к тем, что подальше, но мешала телега. Лошадка топала, упиралась, но не могла протащить застрявшую повозку дальше в заросли… Где-то поблизости журчал невидимый за кустами ручеек.
Петер подошел ближе. Рядом с телегой лежал покойник. Неподалеку время от времени раздавался стук и хруст. Колдун побрел на звук и вскоре вышел на большую поляну. Едва обогнув скрывавшие ее густые заросли, Петер остановился как вкопанный, потрясенный представшей перед ним картиной. У дальнего края поляны Мона, тяжело дыша, взмахивала лопатой, которую с натугой пыталась воткнуть в жесткую лесную почву. Ржавый инструмент едва вгрызался в пронизанную корнями землю. Завидев Петера, девушка выпрямилась. Равнодушно окинула взглядом оторопевшего колдуна и снова принялась за работу.
— Мона, что с тобой? — изумленно прошептал маг.
Она ничего не ответила… пристукнула лопатой, стряхивая налипшую землю. Вытерла пот со лба. И снова принялась копать. Дело у нее не ладилось. Яма была совсем неглубокой, перерубленные корни, торчащие из почвы, напоминали ребра.
— Чего уставился? Помог бы, что ли… — вдруг неожиданно крикнула Мона и, не дождавшись ответа, бросила лопату.
— Но что ты делаешь? — снова спросил Петер.
Она опять ничего не ответила. Тяжело ступая, обогнула колючие заросли, подошла к телеге. Долго молча смотрела на тело разбойника.
Петер приблизился вплотную, поднял ладони, хотел положить Моне на плечи, обнять, прижать к себе… Девушка исподлобья посмотрела на колдуна. Он опустил руки.
Мона повернулась и ушла в кусты, за которыми тихо журчала вода, спустя минуту возвратилась с платком, смоченным в ручье.
— Вот и все, — непонятно к кому обращаясь, тихо сказала она. — Мне удалось победить саму себя. О Гилфинг, как же это тяжело…
— Мона, что ты говоришь? Пойдем скорей отсюда, — воскликнул не на шутку перепуганный колдун.
Но девушка будто не слышала, она глядела в сторону, теребя выпачканную мокрую ткань…
Мона осторожно провела рукой по черным как смоль волосам разбойника.
— Теперь я знаю, зачем тебе понадобилась Слеза Гунгиллы, Марольд. Чтобы найти Свирель Гангмара и стать любимцем многих женщин… — с упреком проговорила она. — А ведь меня уверял, что реликвия сохранит нашу любовь. И я поверила, пошла ради тебя на все. Мазалась белилами, изображая злую Марну, прятала тело старухи Ганы, обокрала монастырь… Зачем же, глупый, Свирель Гангмара, когда я так тебя любила?
Мона заплакала, закрыв ладонями лицо. Петер увидел, что ее руки, непривычные к тяжелому труду, покрылись кровавыми мозолями. Тогда маг пошел на поляну, к разрытой яме, подобрал лежащую на траве лопату и принялся копать могилу убитому им разбойнику. Да, не такими представлял он похороны Марольда! Колдун скрипел зубами от злости, но все равно продолжал вонзать лопату в неподатливый грунт. Время от времени он слышал, как Мона жалобно причитает над трупом. Ветер доносил до Петера обрывки фраз и тихий плач.
— Мой бедный папа… из-за него я отказывалась с тобой бежать. А ты уверял, что все понимаешь и никогда не заставишь меня бросить отца. Но сам при этом готовил его погибель. И я, ни о чем не догадываясь, верила каждому твоему слову… Но даже потом, когда поняла, что это ты сгубил отца, все равно не смогла… не смогла! Мне пришлось… эти порошки… вдохнуть дым… Я готова была умереть, но отомстить… — задыхаясь от слез, повторяла Мона. — Но я не могла разлюбить! Не могла!..
