Ваш дублер Ю. Березовский».
Что там ни говори, но это было красиво. Ребята поняли все как надо и оценили…
– Как там у тебя? – позвал Березовский.
– А? Все в порядке. Подзаправился.
– Тогда иди сюда.
Люсин убрал хлеб, стряхнул крошки с тарелки и, выпив чашку воды из-под крана, вернулся в комнату. Юра лежал вытянувшись на диване и глядел в потолок.
– Как это к тебе попало? – спросил он.
– Найдено в папке исчезнувшего иностранного туриста. Собственно, именно его мы и разыскиваем.
– И что ты думаешь по этому поводу?
– Мне кажется, это зашифрованная инструкция. Речь идет, вероятно, о том, как использовать, а может быть, и отыскать какой-то старинный предмет.
– Весьма здраво. Продолжай.
– Э нет, брат. Это ты продолжай! Затем я к тебе и пришел.
– А что я? Могу только повторить твои слова. По-моему, ты на верном пути, старик.
– Понимаешь, Юр, для меня тут наверняка больше непонятного, чем для тебя. Я и слов-то многих не знаю. Поэтому давай выжмем из этой штукенции все, что только можно. Считай, что дело ведешь ты, а я только при сем присутствую.
– Ладно! Давай попробуем. – Он сел, подтянул к себе ноги и, положив сбоку фотографию, скосил на нее глаза. Люсин вынул блокнот.
– Так, стариканчик! – Юра зажмурился и потер руки. – Прежде всего линия историческая. Начинается она в Риме, может быть, даже в Древнем Риме.
– Почему?
– «Капитолийская волчица хранит завязку всей игры», – наизусть процитировал Юра. – И потом в конце, – он взял фотографию в руки, – так: «…Таящего грозу дворца, взращенного на молоке волчицы». Это же явно про римских цезарей! Капитолий, может быть…
– А если это аллегория?
– А если все здесь аллегория? На черта тогда мы теряем время? Нет уж, голубчик, давай сначала исследуем буквальный смысл.
– Согласен, – кивнул Люсин.
– Итак, мы останавливаемся на античном Риме или по меньшей мере на Риме раннего средневековья. До Ренессанса.
– Почему?
– Потому что далее следует Монсегюр. «Пусть Монсегюр в огне падет».
– Что такое Монсегюр?
– Об альбигойских войнах слышал?
– Приблизительно.
– Это последняя твердыня альбигойцев.
– Какой век?
– Тринадцатый, по-моему… Что-то в этом роде, одним словом.
– Значит, сначала Рим, потом сразу тринадцатый век?
– Вроде бы, – пожал плечами Юра.
– Дальше давай.
– «Лютеции звезда затмится…» Лютеция – древнее название Парижа. Хоть убей, не пойму, почему должна была затмиться его звезда. Но оставим пока… Далее следует роза и крест. Тут у нас дело обстоит благополучно.
– Благополучно? – удивился Люсин. – А мне это место показалось, наоборот, самым темным!
– Ничуть. Роза и крест – мистические атрибуты ордена розенкрейцеров. Это шестнадцатый-семнадцатый века, во всяком случае, так говорится в масонских преданиях.
– Масонских? Это правда?!
– А что тебя так удивляет?
– Ты золотой человек, Юрка! Я с самого начала знал, что никакой академик, никакой криминалист тут не разберутся. Только ты. Во-первых, ты ходячая энциклопедия, во-вторых, наделен богатейшим воображением, в-третьих, ты, журналист и писатель, сразу ухватываешь суть, в-четвертых…
– Благодарю, польщен, – прервал его Юра. – Но не отвлекайтесь, мамочка. Почему на вас так подействовали масоны?
– Да потому что советник… одним словом, свидетели показали, что исчезнувший иностранец носил серебряный перстень с черепом, а это…
– Определенно указывает на принадлежность к масонству. Ты это хочешь сказать?
– Не знаю, как насчет принадлежности, но какое-то отношение все же имеется.
– Резонно, – одобрил Юра. – Продолжим наши игры. – Он опять взял фотографию, молча пробежал строчки и, найдя нужное место, прочел: – «Все ж с розой крест соединится, и в их единство ключ войдет. Итак, свершится: роза – крест…» – Он поднял палец. – Это явная кульминация. Чувствуешь? «И в их единство ключ войдет». Здорово! Роза и крест превратились в роза – крест. Улавливаешь нюанс? Это уже, как ты справедливо заметил, похоже на начало инструкции. Но продолжим историческую нить. Тем более что нас тут же призывают ко вниманию: «Следите ж за игрою мест!» Давай следить!
– Ты пропустил «под кардинальским аметистом», – остановил его Люсин, который уже знал стихотворение наизусть.
– Сознательно! Сознательно, отец. Эта строфа не является исторической вехой…
– Но для меня она важна. Что такое кардинальский аметист? Особая разновидность? Или просто аллегорический намек на нечто фиолетовое?
– Не думаю. Скорее всего речь идет именно о кардинальском или, точнее, епископском аметистовом перстне. Согласно древнему обычаю, папа, назначая очередного епископа, дарил ему аметистовый перстень.
– И какой он из себя?
– Не знаю точно… Полагаю, обычное золотое кольцо с аметистом.
– Превосходно! – Люсин хлопнул в ладоши.
– Чему ты, собственно, радуешься?
– Этот перстень у меня. Как-нибудь я тебе его покажу.
– Вот как? Дело и впрямь становится интересным!
– Или я к тебе приду с плохим, Юра? – как истый мурманчанин спросил Люсин.
– Разве я тебя не знаю, Володя? – в тон ему ответил Березовский.
Они рассмеялись.
– Дальше давай, – сказал Люсин.
– «Звезда Флоренции лучиста, но на подвязке будет кровь…» – Юра погладил обросший к вечеру подбородок. – Не очень ясно. Что такое звезда Флоренции? Орден? Первая красавица? Или это надо понимать в том же смысле, что и «звезда Лютеции»? Остановимся пока на этом. Звезда, то есть судьба Лютеции, затмится, а судьба Флоренции лучиста… «Но на подвязке будет кровь…» Идет ли тут речь о британском Ордене подвязки или же просто о предмете туалета? «Будет кровь…» Подвязка будет оплачена кровью? Тут нужно хорошо покопаться, иначе черт ногу сломит.
– Покопаться? Думаешь, это что-то даст?
– Не сомневаюсь. Ведь дальше следует: «Обеих их соединит холодный камень Сен-Дени». О чем это нам говорит?
– О чем?
– Сен-Дени – фамильная усыпальница французских королей. Один холодный камень, то есть одна могильная плита, соединит там звезду Флоренции и окровавленную подвязку. Неужели это прошло мимо французских историков? Да не может быть! История Франции почти не знает темных мест. За исключением Железной маски почти все в ней ясно. Тем более что речь тут идет об особах королевской крови. Нет, просто надо основательно порыться в истории.
