– В общих чертах… А незаконность, неэтичность подобных операций его не смущали?
– Он, товарищ Люсин, – я о Викторе говорю – несколько не от мира сего. Мне кажется, что он видел в этом человеке не столько иностранца, сколько коллекционера. Понимаете?
– Нет, – жестко ответил он. – Этого я понять не могу… Кстати, этот изысканный, прекрасно говорящий по-русски джентльмен в недавнем прошлом был судим на своей родине как фашистский прихвостень… Это, так сказать, для общего сведения.
– Ой! – Она прижала ладони к щекам.
– Почему Михайлов просто не позвонил по телефону?
– Не знаю. Это уж вы у него спросите. Может, близко в этот момент находился, а может, номер забыл…
– Значит, вы говорите, что с того момента, как увидели икону, до того, как Михайлов пришел в гостиницу, вы не виделись с ним?
– Ну конечно!
– Почему? Разве не естественней было бы предупредить друга о грозящей ему опасности? Или, скажем, потребовать у него объяснений? Ведь вы же не знали, что он собирался продать икону?
– Не знала. Но…
– Вот видите! Но вы почему-то предпочли выжидать. Почему?
– Я тут же поехала к Виктору – у него, к сожалению, нет телефона, – но не застала его дома.
– Во сколько это было?
– Не помню точно… Вечером, возможно, часов около семи.
«Он сказал, что принимал в это время попа…»
– Соседа тоже не оказалось?
– Нет, он был дома. Он сказал, что Виктор пошел провожать какого-то священника. Я не стала ждать – ведь поди знай, что он отправится завтра в гостиницу! – и поехала домой. Утром была занята на работе, меня постоянно куда-то вызывали, минуты на месте посидеть не пришлось, потом была встреча с вами.
– На которой вы сделали все, чтобы запутать истину.
– Да. Но он об этом не мог знать…
– Почему вы не попросили Льва Минеевича передать Виктору, что он вам очень нужен?
– Я попросила.
«Прекрасно! Это легко проверить».
– А он?
– Обещал передать. Но Виктор вернулся в тот день поздно, старик уже спал, а утром, наверное, забыл… Если бы я только знала, что у нас так мало времени! Но кто мог подумать, что вы так быстро…
– Да, я понимаю вас, – кивнул Люсин, – не приди тогда Виктор в гостиницу – вы бы успели обо всем договориться и истина никогда бы не выплыла наружу. Так?
Она молча кивнула. Красиво очерченные нервные ноздри ее дрогнули, словно она вот-вот собиралась расплакаться.
– Я не думала, что все так серьезно… Мне казалось, что погоня за этой иконой только собьет вас с правильного пути. Иначе бы я все вам рассказала еще в тот раз, честное слово! Я-то ведь знала, что Виктор не имеет никакого отношения к этому исчезновению.
– Как иностранец познакомился с Михайловым?
– В комиссионном магазине, случайно.
– Расскажите, пожалуйста, подробней.
– Он – я имею в виду иностранца – как-то сказал мне, что очень интересуется искусством и собирает картины, бронзу и все такое. «Есть ли в Москве подобные магазины?» – спросил он. «Конечно, – сказала я, – есть». И он попросил меня сводить его в один из них в свободное от экскурсий время. Я обещала. В тот день…
– В какой?
– В понедельник… В тот понедельник у нас была только одна экскурсия, в Кремль. Сразу же после нее он подошел ко мне и напомнил о моем обещании. Мы взяли такси и поехали, сначала на Горького, потом на Арбат. Только входим мы в магазин – как вижу, стоит там Виктор и рассматривает картины! Я его окликнула. Он подошел, и, естественно, пришлось их познакомить.
– И как вы это сделали?
– Очень просто! «Познакомьтесь, говорю, это мой друг, он, как и вы, интересуется искусством».
– По-русски?
– Разумеется.
– Что же дальше?
– Завязался разговор, самый общий, конечно, ничего не значащие фразы. Потом он повел Виктора к прилавку посмотреть какие-то миниатюры, а я воспользовалась случаем и удрала.
– Не прощаясь?
– Ну что вы! Извинилась, сказала, что очень тороплюсь и не хочу им мешать обстоятельно разглядеть каждую вещь. Тем более что моя миссия, в сущности, была окончена. Он, правда, интересовался еще антикварной мебелью. Я объяснила, что такой магазин есть неподалеку, у Бородинского моста. Но он только записал адрес и сказал, что как-нибудь заглянет туда сам, а сегодня он и так мне бесконечно обязан.
– Он произнес это все там, в магазине? При Викторе?
– Нет. Это было в такси, сразу же после улицы Горького.
– Значит, вы ушли тогда и больше с Михайловым не встречались до самого четверга?
– Да.
– На нашей последней беседе вы, между прочим, тоже отмечали интерес, проявленный иностранцем к антиквариату. Правда, тогда вы говорили, что по комиссионным он ходил один… Что вы можете сказать по поводу его исчезновения?
– Ничего.
– У вас есть какие-нибудь соображения на этот счет?
– Никаких!
– Что вы делали в тот самый день, перед тем как пошли в театр?
– В тот день? Я встретила на улице свою школьную подругу. Это было днем. Мы пошли в кафе-мороженое и просидели там часа два. Потом я поехала домой. Немного отдохнуть перед театром, переодеться. Вот, кажется, и все…
«Это еще ничего не доказывает. Это только подтверждаются предположения. Но все же и у нее есть алиби. Железное. Из напряженного железобетона. Но не лопнет ли оно от излишнего напряжения?»
– Билеты в театр трудно было достать? – словно переводя разговор на другое, улыбнулся Люсин.
– Не очень. У нас же есть бронь.
– И кто там у вас этим занимается? Авось и на мою долю чего-нибудь перепадет? А?
– Тамара Сергеевна, – не принимая его шутливого тона, ответила она.
Но он как будто не обратил на это никакого внимания и продолжал расспрашивать о посторонних, как ей казалось, делах, все чаще сбиваясь на тон уличного приставалы, назойливый, подчеркнуто дружелюбный и вместе с тем напряженный.
– Небось подружке-то вашей, ну, той, с которой в кафе сидели, тоже билетик достали?
– Нет.
– Значит, другой какой-нибудь?
– Я никому ничего не доставала! – Она даже не пыталась скрыть раздражение.
– Что же тогда получается, Женевьева Александровна? – В притворном возмущении он развел руками. – Вам пришлось сидеть в театре одной?
– Да.
– Никогда не поверю!
– Ваше дело.
– Может, скажете, что и знакомых вы там не встретили? В буфете? В фойе?
