– Я не интересуюсь предсказаниями…
Быстрые, чуть косящие глаза отца Жозефа нетерпеливо сверкнули.
– Но великий астролог оставил наследство…
– Вот как? И большое?
– Да, монсеньор. Огромное. Неисчислимое.
– Неисчислимых капиталов не бывает. На то и существует у нас сюринтендантство. Сколько?
– Это не деньги, монсеньор.
– Что же? Предсказания грядущих событий? За это я не дам и одного су.
– Нет, монсеньор, не предсказания. – Отец Жозеф медлил, сросшиеся над переносицей лохматые брови недовольно дрогнули. – Наследство Нострадамуса – власть над видимым миром и миром невидимым. Это долголетие, монсеньор. Возможно, даже бессмертие.
– В самом деле? – Ришелье сухо рассмеялся. – Судьба видимого мира в этой руке. – Он крепко сжал костлявый кулачок и сунул его монаху под нос. – Над миром невидимым властен только Бог, а бессмертие – враки. Если Нострадамус знал такой секрет, то отчего же не испробовал на себе? Разве прах его вот уже много десятилетий не покоится в земле? Что скажете на это, Жозеф?
– Вы, как всегда, правы, монсеньор. Быть может, наследство чернокнижника и не стоит внимания, но все дело в том, в чьи руки оно попало…
– Договаривайте!
– Известно, что у Нострадамуса были магические четки, сделанные из индийских самоцветов, которые именуют «глаз тигра» за свое поразительное сходство с глазами оных хищников. – Отец Жозеф покосился на блаженно урчащую кошку.
И словно почувствовав это, животное приоткрыло сверкнувшее золотым пламенем око.
– Мне рассказывали об этих четках, на которых каббалистическими знаками была вырезана какая-то чушь.
– Секретная формула, монсеньор. Причем только на одной четке, седьмой от конца.
– Знаю, знаю, – кардинал небрежно махнул рукой. – Сказки для малых детей. Кому же досталось это сокровище?
– Клоду де Ту, монсеньор.
– Клоду де Ту? Кажется, мне знакомо это имя. Кто он, Жозеф?
– Монсеньор должен помнить этого шевалье по некоторым событиям, имевшим место сразу же после переговоров с Испанией.
– Так вот он кто! Ну конечно, Жозеф, я помню. Волокита и заговорщик! Как же! Дамский любезник и опасный смутьян в одном лице. Почему он не попал тогда в тюрьму, Жозеф? Что спасло его от эшафота на Гревской площади?
– Вашему преосвященству было не до него.
– Вы хотите сказать, что я просто забыл о нем?
– В то время нам было не очень удобно задеть отцов-изуитов.
– Де Ту – иезуит?
– Более того… Фаворит генерала ордена.
– Это ничего не значит. Если он опасен…
– Фаворит прежнего генерала, монсеньор.
– Тем паче.
– Но шевалье состоит в чине провинциала. Он испанский гранд и родственник герцога Медины.
– Какого Медины? Медины-Сели или Медины-Сидонии?
– Медины-Сели, монсеньор.
– Это не спасает, Жозеф, вы хорошо знаете. Будь он хоть принцем крови… Так он опасен?
– Несомненно, – жестко отрезал отец Жозеф. – А своим положением в ордене и связями в Эскуриале опасен вдвойне.
– Тогда устраните его, и дело с концом… Но послушайте, Жозеф! – Ришелье всплеснул руками. – При чем здесь четки Нострадамуса?
– Вы не желаете слушать о тайнах, монсеньор.
– Не желаю слушать о тайнах? Да я только то и делаю, что занимаюсь ими! Тайные заговоры, тайные интриги… Я защищаю от них Францию, сударь!
– Здесь иная война, монсеньор. Она не в сфере политики.
– Тогда вы правы, Жозеф, черная магия меня действительно не занимает.
– А алхимия, монсеньор?
– Алхимия – другое дело. Это наука о природе. Но, насколько мне известно, еще никто не научился превращать металлы и не добыл философский камень, дарующий ясновидение и бессмертие. И при чем здесь астролог Нострадамус?
– Есть в Сорбонне один студиозус, говорят, способный алхимик. У него крохотная лаборатория в Ситэ, недалеко от Нотр– Дам. Ежели монсеньору будет угодно, я прикажу доставить его сюда. Он может рассказать много любопытного: и о четках Нострадамуса, и о Красном льве алхимиков, и о похождениях некоего друга герцогов Медина-Сели и Альба…
– Давайте его сюда, Жозеф, этого вашего студиозуса. – Ришелье схватил колокольчик, но не позвонил и медленно, словно о чем-то раздумывая, поставил на каминную доску. – Очевидно, мне предстоит услышать интересную историю?
– О да, монсеньор! Весьма интересную.
– И конечно же, про чудеса?
– Про чудеса, монсеньор.
– Тогда я предпочитаю увидеть молодого алхимика в более привычной для него обстановке… Ну, скажем, в лаборатории. Быть может, там я буду более склонен поверить в чудо, чем у себя в кабинете. Вы сможете найти логово студиозуса?
– Я бывал там, монсеньор.
– Мы застанем его?
– Скорее всего. Он работает по ночам, а днем отсыпается, если, конечно, не надо идти в Сорбонну.
– Тогда едем! Разумеется, инкогнито. – Кардинал вновь схватился за колокольчик и потряс им над головой. – Оливье! – бодро улыбнулся он вбежавшему на звонок пажу. – Мундир и карету.
И едва только паж скрылся, в коридоре послышался зычный голос дежурного лейтенанта:
– Карету его преосвященства!
– Карету его преосвященства! – уже глуше откликнулся другой караульный.
…Капуцин и его властный спутник в мундире капитана кардинальской гвардии, осторожно нащупывая в темноте скрипящие ступени ветхой лестницы, спустились в сырой подвал. Каменные стены пахли плесенью и еще чем-то острым, пронзительным, как кислота. Монах шел впереди, по каким-то ему одному известным приметам отыскивая путь. Но вскоре впереди показалась полоска света под дверью, полночные гости зашагали увереннее. Монах толкнул дверь коленом, и она распахнулась, противно скрепя.
Хозяина они застали склонившимся над обезглавленной бараньей тушей. Вспененная кровь стекала по желобу в каменном полу и собиралась в большом тигле. На алхимике были кожаные панталоны и рубашка с засученными рукавами. И хотя руки его были обагрены кровью, на белом полотне нельзя было заметить ни малейшего пятнышка.
– Что вы делаете, дорогой мэтр? – спросил удивленный монах. – Разве вы гадатель или, того хуже, некромант? – Он быстро перекрестился. – Спаси нас Господь и Святая Женевьева!
Алхимик поднял голову и неприветливо оглядел незваных гостей. Но тотчас же выпрямился и почтительно поклонился.
– Входите, господа. – Он сделал приглашающий жест. – Чем обязан?
– Вы не ответили на мой вопрос, – вкрадчиво попенял ему монах. – А мне желательно знать: для чего вам нужна эта кровь?
