– Красивый лук, Мокаша
– Это всё?
– Что значит – «всё»?
– Всё, что ты хочешь мне сказать?
По-моему, она надо мной издевалась. Пошел Алекс погулять по лесу встретил ведьму, зашел к ней в шатер… В сказках из шатра два выхода – один на сковородку к ведьме-людоедке, второй – с мечом-кладенцом на лютого ворога. В жизни, подозреваю, всё ограничивается сковородкой, пусть и не в буквальном смысле.
– Хорошо выглядишь, – я продолжал выжимать из себя остатки светской беседы. Эх, видела бы мама, как я одет, беседуя с дамой.
– А ты какой-то не такой, будто тебя целый день лицом по земле возили, – Мокаша внимательно посмотрела в мои честные глаза и продолжила: – Я что, угадала?
– Работа у меня такая: лучше лицом в грязь, чем кишки наружу, – почти пословица получилась, надо запомнить.
– А подойти ко мне ближе, чем на два метра, тебе тоже работа мешает? Или боишься, что кишки выпадут? – Мокаша осторожно опустила лук на землю и подняла руку, как будто заслоняясь от меня ладонью. Потом эта ладонь начала расти, пока не заполнила собой все вокруг.
– Привиделось чего? – голос Мокаши привел меня в чувство, два метра куда-то подевались, да и немудрено, если учесть, что мы были уже в шатре. Затянула-таки…
– Затянула, – торжествующе повторила мою мысль Мокаша.
Неужели мысли читает?
– Читаю! – подтвердила ведьма. – Только твои читать не надо – и так видны.
Хорошо Мокаше – все-то ей видно, а я вот никак не мог найти предмет, который, по всем раскладам, должен был здесь находиться. На самом деле, в шатре вообще мало чего находилось. Кроме Мокаши и меня обстановку дополняли горшок с каким-то варевом, висевший над огнем. Этот огонь жил по своим особым законам. По крайней мере, я был не в состоянии обнаружить ни дров, ни угля, которые по логике, должны были давать ему жизнь. Создавалось такое впечатление, что Мокаша просто украла откуда-то язык пламени и поселила у себя в шатре.
– Налегке путешествуешь?
– Я не путешествую. Я живу так…
– Как так?
– А вот так, – Мокаша обвела рукой шалаш, чтобы я понял, что это и есть ее «так».
– Я предпочитаю, даже в путешествии, регулярно, хотя бы раз в день, кушать и хотя бы иногда менять одежду. Прости, я, конечно, рассуждаю как обычный человек, у вас, «хозяек», все по-другому, но не настолько же? – Мокаша не отвечала, все ее внимание было занято содержимым горшка. Наконец, видно, прочитав в его глубине давно ожидаемое известие, Мокаша вспомнила о моем существовании:
– Когда-нибудь я тебя возьму с собой, и ты сам решишь что нужно брать в дорогу, а что – оставить. Держи! – Мокаша протянула мне горшок. – Передашь Веронике, это ей поможет.
Вот ведь как, ведьма всё знает, наверное, надо удивиться.
– Боюсь, Вероника не поймет, если майор Каховский принесет ей из леса блюдо, приготовленное самой Мокашей. А если еще и сержант Алехин не поймет командира…
– Олекса, не жалуйся, неужели даже очень талантливая девчонка устоит перед твоим обаянием?
– То есть то, что передо мной не устоит сержант – установленный факт? – Кажется Мокаша сделала мне комплимент?
– Я не права?
Накидка Мокаши, до сих скрывавшая ее от подбородка до щиколоток, подозрительно поползла вниз, заставляя меня коситься на обнажившиеся плечи, втайне надеясь, что процесс только начался.
– До сих пор я думал, что трачу свои запасы обаяния исключительно на представительниц слабого пола.
– Во всяком случае, ты это делаешь достаточно эффективно. – Даже если у меня было желание спорить с Мокашей, ее накидка обнажила достаточно, чтобы оно пропало. Нет не желание – только желание спорить…
Должен признать, есть вещи которые не приедаются. Время снова затикало. Кто знает, какой была бы наша жизнь, если бы у времени был другой голос? Накидка Мокаши, вечность назад отброшенная за ненадобностью, вот-вот вернется на место, чтобы дать отдохнуть моим глазам и заставить работать мою память.
Не знаю, откуда в пустом шатре может взяться кофейный сервиз. Кажется, впервые я видел, чтобы каждый предмет был наполнен именно тем содержимым, для которого изготовлен. Сливками меня не удивить. Скорее, меня удивила процедура разбавления ими кофе. Цена этого горького напитка настолько ужасающа, что в Киеве его пьют в чистом виде, притом – малюсенькими глоточками. Есть только один продукт дороже кофе. Это рапасит – наркотик, вызывающий чувство удовольствия в чистом виде. Говорят, человека принявшего рапасит, можно порезать на ремни, кайф этим не перебьешь. Рапасит не вызывает привыкания и, как рассказывал доктор Лейзерович, абсолютно безвреден. Просто тот, кто хоть раз испытал чувство полного счастья, будет неизбежно стремиться испытать его снова и снова.
Кофе чувство счастья не вызывает, у меня он обостряет комплекс неполноценности: приходится делать вид, будто понимаешь, что такого выдающегося в том, чтобы употреблять напиток, который вполне мог бы называться проще – «горечь».
У Мокаши комплексов не оказалось. Не ограничившись сливками, она бросила в кофе еще и сахар. Странно, но мне понравилось. Я не благодарил Мокашу, по мне и так было видно, как мне хорошо. А слова… Что могут слова?
– Не расслабляйся, Олекса, скоро нам придется попрощаться, но прежде я хочу рассказать тебе одну историю, – Мокаша положила голову мне на плечо, и теперь каждый звук доходил до меня не только привычным путем – из уст в уши, – но и более коротким путем – от тела к телу.
– Пожалуй, кроме меня, тебе больше не от кого услышать о том, что произошло не настолько давно, чтобы об этом можно было забыть…
Около двухсот лет назад он объявился в дельте Днепра. Почему-то все самые большие неприятности приходят к нам со стороны моря… Он называл себя Дирижером. Почему? Вероятно, в детстве он прочел много книжек о волшебниках и волшебных палочках. Все, кто его видел, утверждают, что он никогда не расставался с белой дирижерской палочкой. Начинал он как заурядный маг, со временем же превратился и вовсе в позор для тех, кто что-то понимал в магии. Вооруженный своей нелепой палочкой, он выступал перед публикой, как какой-нибудь фокусник. Он не делал ничего особенного, ничего, что могло бы составить проблему даже для ученика, он превратил искусство в шоу. Олекса, ты знаешь что такое шоу?
– Забава, потеха?
– В точку. «Потеха» мне нравится даже больше. Это произошло в Луганске.
– Первый раз слышу! Что за город такой?
– Совсем недалеко отсюда.
– Но я ни разу не слышал об этом городе! – Не то чтобы я должен был знать каждый город, но я и вправду ничего не слышал об этом населенном пункте, разросшемся настолько, что у него появилось название. Такое со мной впервые.
– Теперь он называется иначе, – продолжила Мокаша, – Как, я скажу тебе позже. Дело не в том, как этот город назывался. Важно то, что в Луганске, как и в каждом уважающем себя городе, была тюрьма. Несколько человек в ней ожидали казни. Когда Дирижер пришел в город, казни эти отложили – местные правители решили, что слишком много зрелищ не пойдут на пользу жителям. Но Дирижеру удалось переубедить правителей. В назначенный час на городской площади собрались, наверное, все, кто только мог ходить. Потом привели осужденных. Четыре человека не понимали, что происходит – на площади не было ни виселицы, ни плахи, лишь странный человек с дирижерской палочкой. Дирижер взмахнул ею – и земля под ногами смертников превратилась в болото. Когда несчастные погрузились по шею, Дирижер снова взмахнул палочкой – земля стала медленно затвердевать. Жертвы мага умирали еще несколько часов. Когда они наконец испустили последний вздох, площадь уже была пуста, только Дирижер не упустил ни мгновения этого зрелища.
