Дромадрон нервно прокашлялся и спросил непослушным голосом:
— Хэмфаст, что с тобой произошло?
— Разве Нехалления вам не рассказала?
— Она рассказала, но ее рассказ ничего не проясняет, ведь она не поняла почти ничего из того, что увидела. Кто такой учитель? Как его истинное имя?
Я с удивлением сообразил, что не знаю истинного имени Учителя, он так и не удосужился сообщить его мне. Я хотел было сказать, что Учитель — эльф, но вовремя остановился. Я не могу раскрыть тайну Учителя даже самым близким хоббитам, ведь тайна, которую знают трое, — это уже не тайна, и то, что я расскажу, немедленно разнесется по Средиземью, а когда это узнают майары, они поймут, что сделал Учитель, и тогда… убить одного эльфа наверняка проще, чем утопить целую страну. И я не стал раскрывать тайну Учителя. Вместо этого я сказал:
— Он — один из сильнейших магов Средиземья. Он не называл своего имени, он пояснил, что не может этого сделать. Я не знаю, кто он, но его сила превосходит все мыслимые пределы. И в нем нет зла.
Дромадрон кивнул.
— Ты говоришь правду, твоя аура не затуманена ложью. Ты не знаешь в точности, кто такой Учитель, но у тебя наверняка есть предположения.
— Я не хочу говорить о них. Думаю, что раз Учитель не назвал свое имя, то он хотел остаться неизвестным, и мне не следует раскрывать его инкогнито, тем более что я не уверен в своих догадках.
В этот момент у меня сработал глаз орла. Заклинание постижения правды, направленное на меня, предстало перед моим внутренним взором, будто написанное на невидимом пергаменте. Я мгновенно понял принцип его действия, оно реагирует на специфические колебания маны, порождаемые произносимой ложью. Я сотворил магический фильтр и окружил им свою голову. Произошел небольшой выброс маны, Дромадрон дернул щекой и спросил:
— Что ты сейчас сделал, Хэмфаст?
— Ничего. Я еще не слишком хорошо умею обращаться с маной, иногда бывают спонтанные выбросы.
Заклинание Дромадрона подтвердило, что я говорю правду, и Дромадрон успокоился.
— Не волнуйся, — сказал он, — умение держать потоки приходит с опытом. Я вижу, учитель многому тебя научил. Нехалления рассказывала про зеркало…
Дромадрон сделал многозначительную паузу, но я промолчал. Он спросил несколько разочарованно:
— Ты не хочешь поделиться со мной этим заклинанием?
Я обратил взор на большое зеркало, висящее между двумя гобеленами, один из которых изображал, как Фолко Великий командует ополчением, а второй — как Фолко Великий убивает вождя орков. Отработанное заклинание легко слилось с отполированной бронзой, превратив зеркало в артефакт. Заодно я организовал вокруг зеркала маленький вихрь маны, ведь иначе Дромадрон понял бы, что высшая магия не имеет никакого отношения к полю маны, а это ему ни к чему.
Дромадрон потянулся было магическим взглядом к свежесотворенному артефакту, но вовремя пересилил себя. Он досадливо поморщился:
— Я просил тебя поделиться заклинанием, а не артефактом.
— Зачем тебе заклинание? — деланно удивился я. — Клану вполне хватит одного такого зеркала. Дромадрон снова поморщился.
— Ты не хочешь делиться знанием с родным кланом, — сказал он. — Почему?
— Это знание опасно.
— Любое знание опасно. Разве это зеркало более опасно, чем заклятие самонаведения?
— Да. В самом зеркале нет ничего опасного, но принципы построения заклинания…
— Принципы построения заклинания везде одинаковы, — перебил меня Дромадрон.
Я не стал противоречить мудрому визарду, вместо этого я открыл его душу и удвоил его скилл.
— Теперь ты понимаешь? — спросил я.
— Что? — удивился Дромадрон.
— Загляни внутрь себя.
Дромадрон заглянул и… Не знаю, как можно выразить его потрясение, кроме как в нецензурных выражениях. В общем, Дромадрон догадался. Он пробормотал:
— Если это тебе по силам… Кажется, я знаю, кто твой учитель.
— Теперь ты понял, почему я не произнес вслух его имя?
— Я понял, — лицо Дромадрона помертвело. — Он появляется так редко… — Дромадрон надолго замолчал. В разговор вступил Хардинг. Он спросил:
— Значит, Хэмфаст, ты не можешь передать клану те знания, что ты обрел в путешествии?
— Да. Я действительно не могу сделать это.
— Ты знаешь, что гласит закон по этому поводу?
— Это особый случай.
— Особых случаев не бывает! — отрезал Хардинг. — Все хоббиты равны перед законом, исключений из этого правила нет и быть не может. Закон говорит, что знание каждого хоббита принадлежит клану в лице его вождя. Вождь имеет право на любое знание любого хоббита клана.
— Я не могу передать мое знание даже тебе! — отчаянно воскликнул я. К чему он клонит? Изгнание??
— Из нашей истории нам ведомы примеры, — продолжал тем временем Хардинг, — когда обстоятельства складывались так, что хоббит не мог подчиняться законам клана, ибо слепое следование закону привело бы к беде все Средиземье, а значит и родной клан хоббита. Ты знаешь, что происходило с такими хоббитами.
У меня внезапно сел голос. Мне пришлось прокашляться, чтобы произнести следующие слова:
— Ты имеешь в виду героев? Ты считаешь, что я могу стать шестым героем?
— Конечно! За все время от сотворения мира не было хоббита, чья магическая сила могла бы сравниться с твоей. Неужели твой учитель дал тебе силу просто так? Нет, он никогда не появляется в Средиземье без веских причин. Если Гэн… — Хардинг замялся. — Если он снизошел в наш мир, значит, нас ждут великие потрясения. А в час великих потрясений всегда находится хоббит, который получает великий дар во имя спасения Средиземья. В этот раз выбор пал на тебя, и я скажу, что это не самый плохой выбор. Жалко, конечно, что ты не сможешь сменить меня в роли вождя и Дромадрона в роли визарда, но…
— Как? — перебил я Хардинга. — Никогда не было, чтобы вождь и визард совмещались в одном хоббите!
— Все когда-то происходит в первый раз, — возразил Хардинг, — ты обладаешь всеми качествами, необходимыми вождю, а кроме того, и хорошим скиллом. Ты мог бы объединить в своих руках всю силу клана. Но, видать, высшие силы приготовили тебе другое предназначение. Кстати, Дромадрон, тебе следует снять заклинание с Олеси.
Дромадрон кивнул, а я воскликнул, не в силах поверить в то, что уже понял:
— Какое заклинание?!
— Олеся рожает только дочерей, — пояснил Дромадрон. — Я сделал так по просьбе Хардинга, ведь, если бы она родила сына, ты не смог бы стать вождем.
— Ты, Хардинг, отказался от счастья иметь сына только ради меня?!
— Не только ради тебя и вообще не ради тебя, а ради клана. Ты стал бы великим вождем, а это важнее для клана, чем мое счастье.
