Внутри склад оказался бедноват. Как ни старалась Лорен, она так и не смогла подобрать мне что-то более пристойное, чем тот огрызок меча, что болтался у меня на поясе. Она ругалась вначале сквозь зубы, а потом и в полный голос, она совсем загоняла пожилого халфлинга-кладовщика, но ни один из мечей, представленных ее взгляду, не был лучше того убожества, что я получил в Сакред Вейле. С броней, правда, дело обстояло иначе. Мне досталась тяжелая, но удивительно удобная трехслойная кольчуга, глухой шлем с опускающимся забралом и круглый щит, маленький, но зато цельнометаллический. Нигде никаких украшений, вся воинская справа предельно функциональна. Пращу Лорен у меня отобрала, сказав, что герою не к лицу таскать с собой это дерьмо.
Совсем замученный кладовщик свалил подобранное снаряжение в углу комнаты, а мы направились к бургомистру. Я заберу снаряжение потом, когда бургомистр выделит мне жилище и жен, будь они неладны.
17
Бургомистра звали Мусиор, он принял нас с Лорен в малом кабинете, который как две капли воды походил на кабинет Ясенгарда в Сакред Вейле. Да и весь собор Торвелла был точь-в-точь собор Сакред Вейла. Лорен сказала, что все общественные здания строят по типовым проектам, это не очень красиво, зато надежно — можно не бояться, что неопытный архитектор соорудит что-то такое, что развалится на второй день после завершения строительства.
Мы прошли через полутемный зал, оставив алтарь в стороне — я снова не разглядел, как выглядит это зловещее сооружение, — поднялись на второй этаж и прошли по темному коридору, часто изрезанному полосами света. Только небо над Торвеллом сегодня густо затянуто облаками, и потому этот коридор представляет собой не такое замечательное зрелище, как в Сакред Вейле. Нас встретили двое охранников в стандартном облачении воинов-халфлингов, у них не было пращей, но зато явственно ощущалась исходящая от них магия. Шаманы, подумал я.
Мусиор оказался совсем непохож на Буридана. Пожилой мужчина, совершенно седой, огромного для халфлинга роста, всего на полголовы ниже Лорен, он говорил сочным густым басом, совершенно нетипичным для халфлингов, и, вообще, по нему сразу было видно, что перед нами не прирожденный чиновник, а воин, которого обстоятельства заставили стать чиновником. Мы разговорились, и выяснилось, что Мусиор был вождем Торвелла еще до того, как хозяева вступили в пределы Аркануса. Мусиор лично наблюдал пришествие Оберика, он видел своими глазами, как невероятно яркая молния ударила в лес, как вспыхнул великий пожар, а когда он угас, взорам изумленных халфлингов открылась башня, нимало не пострадавшая от огня. Оробевшие халфлинги вошли в башню, они медленно и настороженно поднимались по лестнице, и навстречу им вышел великий Оберик и произнес исторические слова: «Стучаться надо, уроды». Потом Оберик спросил, кто здесь думает, что он самый главный. Мусиор вышел вперед, и Оберик назначил его бургомистром города. Мусиор спросил, что это означает, а Оберик сказал, что Мусиор должен привести на выжженную поляну вокруг башни сто сорок халфлингов-воинов и пятьсот халфлингов-жителей, воины должны обучаться воинскому мастерству, а жители должны строить дома, ковать оружие для воинов и обеспечивать всем необходимым башню Оберика, а также Круг Призвания, который гости не заметили, поскольку он находился с другой стороны башни. И такая сила исходила от Оберика, что халфлинги не дерзнули ему перечить, и все вышло так, как он повелел. Оберик заперся в башне и больше никогда не выходил из нее. По ночам часто видели, как в окнах, что у самой вершины башни, мерцает призрачный колдовской свет, но никто не знал, что там происходит. И в тот же день в Торвелл явились первые дети Творца — сын и дочь. А потом дети Творца являлись каждый день, иногда по двое, а иногда по трое, а месяца через три Круг Призвания озарился мертвенно-белым светом, и явился магический дух, бесцветный и страховидный. Он скрылся в лесах на северо-западе, а еще через два месяца Оберик повелел Мусиору собрать триста халфлингов и отправить их на север основывать новый город. Это заняло больше времени, чем поначалу ожидалось, но в июле тысяча четыреста первого года город Миреан все-таки был основан. А потом случилось много разных событий, на карте Аркануса появлялись один за другим новые города и поселения халфлингов, Торвелл рос, строились новые здания, набирались новые когорты воинов, в Круг Призвания являлись герои, твари и наемники, город опоясался стеной и вознесся в небо башней собора и башней гильдии алхимиков, и за тридцать три года Торвелл, как и вся страна великого Оберика, достиг истинного процветания, и Мусиор горд и счастлив, что ему довелось находиться в самом начале славной истории великого хозяина и наблюдать плоды его великих трудов.
Бесконечно долгое время я выслушивал все это — сперва мне было интересно, а потом перечисление многочисленных великих дел великого Оберика стало меня утомлять. И когда Мусиор, спохватившись, сказал, что нам давно пора в башню, я даже почувствовал некоторое облегчение.
18
Издали башня Оберика выглядит величественно, а вблизи она просто подавляет. Футов триста в высоту, каждая из сторон квадратного основания не меньше пятидесяти футов в длину. Абсолютно гладкие и ровные стены примерно на половине высоты перерезаны двумя узкими параллельными карнизами, опоясывающими башню по всему периметру. Дальше идут такие же гладкие и ровные стены, и лишь у самой вершины они прерываются кольцевым балконом, выше которого только узкие стрельчатые окна и шатровая крыша. Там находится заклинательный покой Оберика, в котором никогда не бывал ни один смертный, посетителей Оберик принимает в приемной, которая находится двумя этажами ниже.
Мы почти вплотную подошли к массивным дубовым дверям, когда я понял, что все время меня беспокоило в облике этой башни. К ней совершенно не липнет грязь.
Мусиор подошел к дверям и трижды дернул тонкую, но прочную веревку, уходящую в круглое отверстие под притолокой и скрывающуюся где-то наверху. Выждав с минуту, он пробормотал что-то неразборчивое и решительно потянул на себя тяжелую створку. Мы вошли в башню.
Полная, абсолютная и беспросветная темнота, нарушаемая только лучом света, падающим в темное нутро башни через распахнутую створку двери. Но вот яркая вспышка озаряет тьму, в руках Мусиора появляется факел, — откуда он его взял, интересно? А, понятно откуда, тут их с десяток вставлено в специальные кольца на стенах. Мусиор захлопывает входную дверь, и теперь только мерцающий свет факела разгоняет темноту. Мы начинаем бесконечное восхождение.
Странно, изнутри башня кажется гораздо меньше, чем снаружи. То ли очередные искажения пространства, то ли между узким штреком, в котором извивается винтовая лестница, и наружными стенами есть какие-то помещения. Непонятно.
Мы поднимаемся и поднимаемся, я никогда не считал себя слабым и невыносливым, но поддерживать правильный ритм дыхания все труднее. Я мог бы укрепить силы заклинанием, но что-то подсказывает мне, что делать это здесь было бы крайне неразумно.
Башня буквально пропитана магией, магия повсюду, каждое мгновение мы пересекаем тысячи силовых линий, сливающихся в прихотливый, ежесекундно меняющийся узор, исполненный какого-то глубокого смысла, вот только этот смысл постоянно ускользает от меня.
