– Суды не пойдут на это, – сказал Бергер.
– Какой суд осмелится мне помешать? – спросил Мейсон.
– Сами увидите. Можете считать себя счастливчиком, если вас
не обвинят в попытке оскорбить суд.
– Иными словами, – сказал Мейсон, – суд пойдет на все, лишь
бы не дать возможности человеку заявить во всеуслышание о своей невиновности?
– Таким способом – да.
– Почему?
– Суд никогда не согласится использовать тесты на полиграфе
для доказательства вины подозреваемого.
– Хорошо, – сказал Мейсон. – А как насчет добровольного
признания? Они разрешают опубликовать его?
– Ни в коем случае! – воскликнул Бергер. – После того как
подозреваемый сознался в содеянном, полиция не разрешит, чтобы его признание
была опубликовано.
– Что ж, – заявил адвокат, – посмотрим на другую сторону
медали. Предположим, что подозреваемый упорно твердит о своей непричастности к
преступлению. Неужели суд может запретить ему открыто заявить широкой публике о
своей невиновности?
– Конечно, нет.
– Именно таково положение вещей в данном деле, – сказал
Мейсон. – Суд мог бы запретить публикацию сообщения о тестировании полиграфом,
доказывающем вину человека, после его ареста. В нашем случае человек не был
арестован, но его довели до такого состояния откровенные инсинуации, что он
добровольно пошел на научное обследование при помощи полиграфа. Мы слишком
долго раздумываем о правомерности применения этих научных тестов для
доказательства вины и совсем не думаем об использовании их для установления
невиновности. Человек, репутация которого запятнана косвенными уликами, а то и
прямыми обвинениями, имеет право добиваться того, чтобы его репутация была
восстановлена.
– Вы не дослушали меня до конца, Мейсон! – рявкнул Бергер. –
В надлежащее время и в надлежащем месте я намереваюсь просить суд принять меры.
– Какой суд?
– Который будет судить Сельму Ансон!
– Вы собираетесь ее судить? – поинтересовался Мейсон.
– У нас имеются вещественные доказательства, которые мы
оцениваем в настоящее время, – сообщил Бергер. – И мне кажется вполне
вероятным, что миссис Ансон будут судить, невзирая на шумиху, которую вы
подняли.
– И вы намерены сделать это заявление в печати?
– Я уже обрисовал прессе позицию прокуратуры в манере,
приличествующей представителям закона.
– Другими словами, вы пытаетесь противодействовать моей
публикации, – сказал адвокат.
– Ничего подобного. Меня попросили изложить позицию
прокуратуры, и я это сделал.
– Когда мы окажемся в суде, – сказал Мейсон, – я непременно
взгляну на ваше заявление и проверю, нет ли в нем чего-то такого, что
предназначено для целенаправленного, отнюдь не объективного воздействия на
общественное мнение.
– Вам будет не до этого! – заметил Бергер. – Представляю,
как вы будете выглядеть, когда потерпите поражение после такой публикации в
газете!
– Человек считается невиновным до тех пор, – сказал Мейсон, –
пока его вина не будет доказана, мистер Бергер.
– Благодарю вас, что вы предоставили мне возможность оживить
в памяти основное юридическое правило, – с сарказмом ответил прокурор.
– Не стоит благодарности, – весело сказал Мейсон. –
Обращайтесь ко мне всякий раз, когда захотите вспомнить то, что улетучилось у
вас из памяти.
Бергер бросил трубку. Мейсон улыбнулся Делле Стрит.
– Окружной прокурор сказал, что сделал заявление в печати.
– Оно уже опубликовано?
– Появится в вечернем выпуске, – сказал адвокат.
Снова раздался телефонный звонок.
– Да, Герти? – сказала Делла Стрит и повернулась к Мейсону:
– Джордж Финдли находится в приемной. Он выглядит разъяренным и требует
немедленной встречи с тобой.
– Требует? – переспросил Мейсон.
– Так говорит Герти.
– Пригласи его, – сказал адвокат, – раз уж он требует.
Послушаем, что он скажет.
Делла Стрит поколебалась, затем нехотя подошла к двери в
приемную и открыла ее.
– Входите, мистер Финдли, – сказала она.
Джордж Финдли, рослый широкоплечий мужчина двадцати восьми
лет, словно ураган ворвался в кабинет.
– Какого черта вы пытаетесь делать? – с ходу спросил он у
Мейсона.
Адвокат внимательно посмотрел на посетителя.
– В данный момент я пытаюсь выяснить, чего вы хотите, –
сказал он. – Я не принимаю посетителей без предварительной договоренности, а
для вас сделал исключение только потому, что вы выглядите весьма расстроенным.
Так что же вам угодно?
– Вы вмешиваетесь в семейные дела! – заявил посетитель.
– Присаживайтесь, – предложил Мейсон. – И объясните мне,
почему я не должен вмешиваться в семейные дела? Адвокатам очень часто
приходится это делать.
– Тут совсем другая ситуация, – сказал Финдли. – Эта женщина
– настоящая интриганка. Она уже отправила на тот свет своего мужа, а как только
ей удастся заполучить дядю Ди, она отравит и его. Дядя Ди не протянет и двух
лет.
– Вы готовы это доказать? – спросил Мейсон.
– Совершенно верно, я готов это доказать.
– Тогда вам не следует попусту тратить время на разговоры со
мной, – заметил адвокат. – Отправляйтесь к окружному прокурору.
– Именно по этой причине, – сказал Финдли, – я и хотел
поговорить с вами.
– Вот как? – усмехнулся Мейсон. – Ну, раз вы уже здесь,
выкладывайте, что у вас на уме.
– Вы представляете Сельму Ансон, – сказал Финдли. – Мне
глубоко безразлично ее прошлое, пусть она убьет еще десяток мужей, лишь бы не
трогала дядю Ди. Он милейший и доверчивый человек, который совершенно не умеет
разбираться в окружающих, а особенно в людях типа Сельмы Ансон. Он считает ее
такой, какой она ему кажется, принимая все ее слова и поступки за чистую
монету. Так вот, я предоставил Сельме Ансон возможность выйти сухой из воды.
Как я понимаю, она ухватилась за нее, но тут в игру вмешались вы и все испортили.
– Каким образом?
– Своим проклятым тестированием на детекторе лжи!
– Это было вовсе не проклятым тестированием на детекторе
лжи, – усмехнулся Мейсон, – а тестом при помощи детектора правды. Я хотел
установить точно, что моя клиентка говорит правду.
– Не знаю, чего вы добиваетесь, – сказал Финдли, – и меня
это не интересует. Показания детектора лжи не примут во внимание на суде.
