– Вполне, – сказал судья Кроудер. – Но если будет свободное
время, заполните его, вызвав еще одного свидетеля. Я бы не хотел снижать темп
разбирательства.
– Да, ваша честь, – согласился Дрей. – Сейчас я вызываю для
дачи свидетельских показаний Милдред Арлингтон.
Милдред Арлингтон гордо вышла вперед с решительным
выражением на лице, ее губы были сжаты в прямую линию, которая не вязалась с
розовым бантиком, нарисованным помадой.
– Ваше имя Милдред Арлингтон? – спросил Дрей.
– Да, сэр.
– В каком родстве вы находитесь с Дилейном Арлингтоном?
– Я его племянница.
– Есть ли у вас братья и сестры?
– Нет, сэр. Я единственная дочь Оливера Арлингтона, но у
меня есть двоюродные братья и сестры, дети Дугласа Арлингтона.
– Где вы живете, мисс Арлингтон?
– Я живу в доме дяди Ди.
– Жили ли вы в доме вместе с вашим дядей, Дилейном
Арлингтоном, в то время, когда был организован ужин, предшествующий смерти
Вильяма Ансона?
– Да.
– На протяжении какого времени до этого события вы там
проживали?
– Около пяти лет.
– Вы не замужем?
– Нет.
– Вы закончили колледж?
– Да, сэр.
– Кто предоставил вам возможность учиться?
– Дядя Ди, я имею в виду Дилейна Арлингтона.
– Вы помните события того ужина, о котором я до этого
упоминал?
– Да, сэр.
– Чем вы занимались во время ужина? Что вам было поручено?
– Я выполняла работу на кухне и готовила салат.
– Вы готовили крабовый салат?
– Я помогала Лолите.
– Помните ли вы что-нибудь о том, как подавали крабовый
салат на стол?
– Да, помню. Я сама прекрасно справлялась с этой задачей, но
миссис Ансон, то есть обвиняемая, настояла на том, чтобы помочь нам. Как мне
кажется, у нее были добрые намерения, но поскольку она впервые была в нашей
беседке и не знала наших порядков, то не столько помогала, сколько мешала. Мы
мирились с этим, чтобы не показаться невежливыми.
– Помните ли вы какие-то подробности в отношении крабового
салата?
– Я прекрасно помню, как она отнесла две тарелки с крабовым
салатом двум мужчинам за столом.
– Кого именно вы имеете в виду? Каких мужчин?
– Дилейна Арлингтона, моего дядю, и Вильяма Ансона,
покойного мужа обвиняемой. Они разговаривали о делах, поэтому уселись за один
из маленьких столиков, стоящих отдельно от длинного общего стола со скамьями.
– Что именно вам запомнилось в связи с этими двумя порциями
салата?
– Я положила самую большую порцию на тарелку для дяди Ди.
Дядя любит мясо, но если я или Лолита приготовим крабовый салат, то он
практически не ест ничего другого, забывает даже о бифштексах. Передавая
тарелки миссис Ансон, я пояснила: «Большая порция для дяди Ди, вторая – для
вашего мужа». Она кивнула и понесла тарелки к маленькому столику. Случайно я
заметила, что когда она дошла до конца длинного стола, то притворилась, будто
пролила немного приправы на руку, поставила тарелки на стол и принялась обтирать
пальцы бумажной салфеткой. В тот момент я не придала этому значения, но миссис
Ансон находилась на протяжении нескольких секунд у длинного стола, манипулируя
с тарелками.
– Значит, вы видели, как она подавала салаты?
– Нет, не видела. Я помню, как она снова подняла тарелки, но
как она их поставила перед дядей Ди и мистером Ансоном, я не видела.
– Видели ли вы разбитую тарелку, точнее говоря, три ее
части, представленные как вещественные доказательства пять-А, пять-В и пять-С?
– Да, видела.
– Вы припоминаете эту тарелку?
– Я помню, как миссис Ансон, обвиняемая, уронила ее. Это
было сделано нарочно, а не случайно.
– Прошу исключить из протокола эти слова свидетельницы как
чисто субъективные, не подтвержденные фактами выводы, – быстро сказал Мейсон.
– Протест принят, – заявил судья Кроудер, – но лишь в
отношении последнего заявления свидетельницы.
– Перекрестный допрос, пожалуйста, – предложил обвинитель
Мейсону.
– Вы помогали накладывать салат на тарелки? – спросил
адвокат. – Вы определяли, кому отнести какую тарелку?
– Да, сэр.
– И вы решали, какая тарелка для дяди Ди, а какая – его
гостю?
– Да.
– Вы не любите обвиняемую, не так ли?
– Да, я ее не люблю! – фыркнула свидетельница.
– Могу я спросить почему?
– Я считаю ее беспринципной и циничной женщиной, которая не
остановилась даже перед убийством собственного мужа.
В зале раздался шум.
– И вам хотелось бы, чтобы ее осудили за убийство?
– Меня совершенно не интересует итог судебного
разбирательства. Я просто не хочу видеть эту женщину в своей семье. Вы задали
мне вопрос, и я честно на него ответила.
– А когда миссис Ансон возвратилась, поставив тарелки с
салатом на место, упомянула ли она о том, что пролила приправу к салату?
– Нет.
– Вы сами ей что-то сказали по этому поводу?
– Нет.
– Скажите, именно та тарелка, на которую был положен салат,
предназначавшийся для мужа Сельмы Ансон, позднее была разбита?
– Да.
– Как это случилось?
– Сельма Ансон ее уронила.
– Когда?
– Когда отдавала тарелку Лолите. Лолита была занята, поэтому
я решила забрать ее из рук обвиняемой. Но края тарелки были скользкими, и
обвиняемая не удержала ее, а я не успела подхватить. Тарелка упала на пол и
разбилась.
– И что было дальше?
– Мы сказали ей, что осколки можно выбросить в мусорный
бачок.
– И она это сделала?
– Это сделала я. Она лишь пыталась помочь.
– Таким образом, отпечатки пальцев моей подзащитной, которые
обнаружены на затвердевшей приправе к салату, могли быть оставлены тогда, когда
она помогала подбирать с пола осколки разбитой тарелки?
– Я не знаю, когда они были там оставлены. Лично я никаких
отпечатков на тарелке не видела. Я говорю только о том, что видела сама.
Осколки разбитой тарелки подняла с пола я, а не обвиняемая.
