Гюнеш отчаянно заорал что-то, и дверь моментально закрыли,
шевеление за ней прекратилось, хотя наверняка никто не ушел, так там и остался.
– Ну что, – сказала Марина, – зови своего славного
хана, потолкуем...
– Светлого хана нет во дворце...
– Ну тогда придется с тобой договариваться, – сказала
Марина. – Потому что, чует мое сердце, в этой ситуации ты главный за все
ответственный... С тобой и толковать.
– Кто ты такая? – вскрикнул он, весь белый.
– А какая тебе, на хрен, разница? – философски спросила
Марина. – К чему такие подробности? Лучше давай обсуждать дальнейшую
судьбу этой сучки...
– Сама ты... – пискнула пленница и тут же умолкла, придушенная
черенком булавы.
– Ах, во-от как? – усмехнулась Марина. – Мы,
оказывается, умеем и по-человечески изъясняться? – она чуточку отвела
черенок: – Эй ты, паскудка бледная, как тебя зовут?
– Айгюль... – пролепетала ханская дочка.
– Хан – твой папа?
– Да... Отпусти, и тебя не тронут...
Двумя пальцами Марина прижала ей горло, посчитав, что узнала
достаточно. По-прежнему зорко держа краем глаза дверь за спиной, чтобы не
достали с той стороны, просчитав кое-какие варианты на тот случай, если все же
сдуру ворвутся, громко сказала:
– Гюнеш, между прочим, мне уже приходилось убивать людей, и
у меня это неплохо получается. Вот эти твари, – она подбородком указала
вниз, – далеко не первые... Я специально вношу полную ясность, чтобы ты не
строил иллюзий. По-моему, все козыри на руках у меня. Тебе понятно слово
«козыри», обезьяна?
Судя по его мятущемуся взгляду, он лихорадочно искал выход
и, конечно, не находил. Любому мало-мальски сообразительному человеку ясно:
ханская дочка влипла крепко...
С бледным, напряженным лицом он произнес, пытаясь оставаться
спокойным и рассудительным:
– Ты даже не представляешь, с кем связываешься и что тебя
ждет, если...
– Ну и что? – безмятежно пожала Марина плечами. –
Дураку ясно, что фантазия у вас по-садистски буйная, к чему толковать о
деталях? Любезный мой Гюнеш, свет очей моих... как там у вас еще плетут
красивости? В общем, в твоих рассуждениях есть один единственный, но чертовски
существенный изъян: можете меня на кусочки резать и шкуру сдирать лоскутиками –
но, что бы вы ни придумали, это будет п о т о м... После
того, как эта кукла сдохнет. А если она сдохнет, есть у меня стойкие
подозрения, что твой славный хан рассвирепеет не на шутку. И шкуру будут
драть с нас обоих, на одном пыточном станке. И, думается мне, не только с нас... –
она широко, весело улыбнулась. – У меня, по крайней мере, яиц нет, а
у тебя есть, и насчет них хан обязательно придумает что-нибудь изысканное...
Как думаешь? Я на месте хана, узнав, что моей ненаглядной доченьке свернули шею
как цыпленочку, всех до единого здесь порезала бы на кусочки...
Насколько можно было судить по его лицу, он в глубине души
был с Мариной полностью согласен насчет грядущих невеселых перспектив.
И безусловно не считал хана светочем доброты. Какая тут доброта, когда
оставил дочушку на верных людей, а они допустили, чтобы ее прикончили...
– Что ты хочешь? – спросил он угрюмо.
– Ты такой дурак, что не можешь догадаться? Не глупи!
– Отпусти ее, и можете оба убираться.
– Нет, ты, точно, придурок, – сказала Марина. –
Или меня считаешь законченной дурой? Дружок, я людям верить, особенно таким как
ты, особенно в такой вот ситуации разучилась черт-те сколько лет назад...
– Ну, и что ты предлагаешь?
– Вот это уже похоже на серьезный деловой разговор, –
кивнула Марина и наглядности ради поддала девчонке костяшками пальцев по
почкам, чтобы возопила должным образом. – Никаких штучек с газом, понятно
тебе? Там, в этой вашей... комнате для гостей все удалось потому, что мне
пшикнули прямо в лицо с близкого расстояния. З д е с ь этот
номер не пройдет. Если на балкон пустят газ, у меня непременно будет пара
секунд, чтобы свернуть ей шею. Я права? Я права, выблядок бесхвостый?
– Ну, допустим...
– Не «допустим», а точно, – сказала Марина
жестко. – Я успею, чем хочешь клянусь... В общем, никаких шуточек с
газом или снайперами. Вряд ли у вас тут отыщутся толковые снайперы... но ты
понимаешь, в общих чертах, что я имею в виду? Я в л ю б о м
случае успею свернуть ей шею.
– Короче! – вскрикнул он напряженно. – Что ты
хочешь?
– За дверью, что у меня за спиной, надо полагать, коридор?
Считаю до ста. Потом открываю дверь и выхожу. И чтобы в коридоре не было
ни одной живой души. Пусть вся твоя свора попрячется, куда там им удобнее. В
коридор – моего спутника и все мои вещи – одежду, оружие, карту. Все до
последней мелочи. И кроме того, автомат с парой-тройкой магазинов. Прямо у
крыльца – машина с полным баком. И никаких фокусов, пока мы будем к ней
идти! Я заведу мотор, вы все попрячетесь... и только тогда, никак не раньше,
вытолкну эту сучонку из машины. Ну, а что там у вас будет дальше с вашим
славным ханом, меня, по правде, нисколечко не интересует... как и тебя не
интересовало бы на моем месте... Все. Главное, без штучек! Ты меня хорошо
понял? Все, до единого слова?
– Я понял, – отозвался он угрюмо.
– Ну, так какого хрена стоишь? Бегом, живенько!
– А почему я должен тебе верить, что ты ее отпустишь?
Марина форменным образом осклабилась:
– А у тебя есть выбор, о достойнейший? Выбор у тебя есть,
спрашиваю? То-то... Ну, не стой, как член! Шевели ножками! Я начинаю считать:
один, два, три...
И еще раз энергичным тычком под ребра заставила
очаровательную Айгюль заверещать от нешуточной боли. Похоже, этот вопль
окончательно оборвал колебания Гюнеша и подвигнул его к действиям.
– Я все сделаю! Только не трогай девчонку, стой
спокойно! – отчаянно крикнул он, махнул своим и опрометью кинулся в ту
дверь, откуда они все и выбежали.
Его люди бросились следом, в зале стало тихо, как в могиле.
За дверью тоже стояла напряженная тишина, даже шуршанья не слышно.
Айгюль всхлипнула, слабо трепыхнулась в руках Марины:
– Пожалуйста... Мне страшно...
– Утютюшеньки! – сказала Марина без малейшего
раздражения. – Какие слова мы, оказывается, знаем, когда припечет,
«пожалуйста»... Не трясись, паршивка. Это еще не страх, вот когда ты со мной
поближе познакомишься, тогда и начнется настоящий страх, а пока что цветочки...
Ладно, некогда нам пустословить. Пошли. И смотри у меня...
Толкнув ногой дверь, она вышла в коридор, прижимая к себе
пленницу и надежно держа ее лебединую шейку в захвате. В коридоре было пусто,
хотя поблизости, конечно же, слышались перешептывания, звук растерянного
топанья на месте, а также истерические женские причитания на непонятном языке –
переполох разрастался, как и следовало ожидать, прислуга в полной мере осознала,
во что вляпалась...
