– Да, я знаю. Подойдут.
– Вот и чудненько. Всего пану наилучшего, и чтобы ему
хорошо жилось в Австро-Венгрии… хотя где нынче хорошо?
С этим философским замечанием он отправился восвояси, а
Сабинин прошел еще немного по Чайной улице. Увидев двухэтажный домик с сиявшей
золотом вывеской «Большой Гранд-отель», без колебаний вошел.
За роскошной вывеской таился обычный постоялый двор,
довольно грязный и запущенный, или, как выражались здешние аборигены,
«занедбаный». За эти два дня Сабинин узнал и запомнил много местных словечек,
весьма для него экзотических.
Он присел за столик, заваленный старыми образчиками
повременной печати – и около часа делал вид, будто просматривает с
интересом «Ниву», «Живописное обозрение» и «Московские ведомости». Все до
единого экземпляры происходили чуть ли не из времен балканской кампании,
новости давным-давно устарели. Дверь беспрестанно хлопала, взад и вперед ходили
люди, кто в буфет, кто в номера, кто и непонятно зачем, многие с откровенным
любопытством косились на Сабинина, отчего он нервничал, не зная даже, есть ли
для этого реальные причины…
Ага! Вот он, сутуловатый старичок с кипой газет под мышкой!
Полностью соответствует описанию. Покряхтывая, он сложил кипу за стол, за
которым, как на иголках, восседал Сабинин, и, растирая поясницу, прокряхтел:
– Дзень добжи, пане. Ох и ноют стары кости…
– Добрый день, – обрадованно отозвался
воспрянувший Сабинин. – Когда здесь получат сегодняшние «Московские
ведомости», не подскажете ли?
Старичок впервые встретился с ним взглядом. Глазки у него
были острые, как буравчики:
– А что пану так любопытно в сегодняшних «Московских
ведомостях»?
– Там должно быть объявление насчет места управляющего
имением.
– Да? Ну, чтобы получить нынешние «Московские
ведомости», пану придется любоваться нашим местечком не менее как целый тик-день.
[3]
Все было в полном порядке. Напряжение растаяло. Старичок,
подравнивая стопу газет и уже не глядя на собеседника, тихонько распорядился:
– Нех пан поднимется на первый этаж…
[4]
пану понятно?
Сабинин кивнул – он уже и в эту тонкость вник.
– А на первом этаже пан пусть стучит в двенадцатый
нумер… Там пана дожидаются.
И он заковылял к двери. Сабинин прямо-таки вскочил из-за
шаткого стола, почти взбежал по скрипучей лесенке. Без особого труда отыскав
двенадцатый номер, постучал и, дождавшись громкого позволения войти, последовал
оному.
В тесном номере у стола восседал молодой человек, одетый с
нескрываемой претензией на щегольство, довольно, впрочем, напрасной. Костюм,
сразу видно, был обязан появлением на свет не самому лучшему портному,
сверкавший в галстучной булавке брильянт был чересчур велик для настоящего (да
булавка к тому же была воткнута прямо в галстучный узел, что считалось дурным
тоном), а толстенная золотая цепочка поперек жилета что-то уже чересчур сильно
сверкала для настоящего золота.
Завидев Сабинина, молодой человек проворно вскочил (причем
под пиджаком у него при резком движении явственно обозначился револьвер) и
распахнул объятия так, словно они оба были злодейски разлученными при рождении
и встретившимися спустя годы родными братьями:
– Ну, наконец-то, наконец-то! Знали бы вы, как мы
истомились ожиданиями… Опять-таки – филеры, жандармы и прочие мерзости
российского бытия… Садитесь же, прошу вас! Не угодно ли бокал шампанского?
Контрабанда из Парижа!
Отпив глоток, Сабинин внутренне содрогнулся – жидкость сия
была даже мерзостнее той, которой угощал своих гостей Карандышев, но не показал
вида. Однако допить до донышка оказалось свыше его сил, и он насколько мог
непринужденнее поставил бокал на стол. Усмехнулся:
– Если вы так истомились, милейший…
– Яков. Но для вас – просто Яша, какие, к лешему,
церемонии!
– Если вы так истомились, милейший Яша, зачем
понадобилось весь день таскать меня по этим вашим «явкам»?
– Здесь, знаете ли, небезопасно, – с апломбом
заявил Яша. – Да-да, у меня самые точные сведения! Вы у нас человек новый,
во всех смыслах, вы и представления не имеете, как мы тут ходим по лезвию ножа…
Народ кругом ненадежен, охранка свирепствует… Ну да ничего, ваше счастье, что
попали на меня… Мы, анархисты, способны справиться с любой опасностью…
– Простите? – поднял бровь Сабинин. –
Анархисты? Но ведь я, как бы поделикатнее выразиться, по другой епархии…
– Послушайте, но разве свет сошелся клином на этих
ваших эсдеках? – воскликнул Яша. – Скучнейшая организация, начетчики,
буквоеды… Меж тем анархия раскрепощает умного и энергичного человека
несказанно…
– В самом деле? – поинтересовался Сабинин.
Не ощутив иронии, щеголь Яша прямо-таки воспарил над
грязноватым полом. Поток слов хлынул неостановимо. Молодой анархист довольно
прозрачно намекнул, что имеет самое прямое касательство к недавней киевской
перестрелке с полицией и массе других революционных подвигов, потом без всякого
перехода принялся живописать разветвленную и безотказную, налаженную лично им
систему переброски через границу как людей, так и оружия с литературой. Если
ему верить, анархисты и персонально он в этих краях были прямо-таки всемогущи,
и оставалось только удивляться, отчего при этих условиях губернская жандармерия
вкупе с полицией и пограничной стражей так и не совершила до сих пор акта
коллективного самоубийства – от безнадежности и меланхолии…
Очень быстро Сабинин заскучал. Этот провинциальный Хлестаков
разочаровал его самым жестоким образом – после двухмесячного общения с гораздо
более серьезными людьми вроде Прокопия, Васи-Горыныча и полудюжины других
эсдеков… Нет, в конце концов, что же происходит? Почему этот шут?
Воспользовавшись паузой, Сабинин вставил словечко:
– Скажите, Яша, а кличка у вас случайно не Рокамболь?
К некоторому его удивлению, анархист воскликнул совершенно
серьезно:
– А, так вы обо мне уже слышали? Ну, ничего
удивительного нет в том, что наша известность докатилась до столиц империи…
– Вынужден вас разочаровать, – сказал
Сабинин. – Мне просто-напросто отчего-то показалось вдруг, что ваша кличка
должна быть именно Рокамболь… Рокамболистее некуда…
– Шутки строить изволите? – ощетинился Яша.
– Где уж нам, убогим…
– Извольте, я же вижу! – Яша демонстративно
погладил через пиджак заткнутое за пояс оружие, подбежал к сидящему Сабинину,
наклонился над ним, обдав ароматом дешевого одеколона, и протянул с неприкрытой
угрозой: – Здесь, в нашей вотчине, так себя не ведут, любезный инкогнито. Да-с!
Вы уж извольте держаться посерьезнее с серьезными людьми, не в балагане!
Особенно в вашем пиковом положении, а оно у вас, несомненно, пиковое, могу
держать пари! – Выпаливая все это, он добросовестно пытался испепелить
Сабинина взглядом. Протянул сквозь зубы: – Вообще-то, если все рассудить
логически, не столь уж и велики суммы, которые ваши коллеги по партии заплатят за
вашу переправу на ту сторону. Мне подсказывает чутье, что за субъекта вроде вас
в других местах могут заплатить гораздо больше… Ой!
