В завершение всего над кучкой зевак мелькнули петушиные
перья на шляпе полицейского, а там показался и второй страж закона. Вокруг
Сабинина перешептывались:
– А на вид – человек из общества…
– Маскировка-с, сударыня! Они понаторевшие…
– Какой ужас! Рихард, у меня тоже пропало портмоне…
– Дорогая, вот же оно, ты напрасно паникуешь…
– Когда его наконец уведут?! Теперь здесь и покупки
делать страшно, он наверняка не один такой…
На лысого управляющего жалко было смотреть: он, кланяясь во
все стороны, прижимая руки к груди, громко уверял, что все страхи напрасны, что
в их заведении такое случается в первый и последний раз, что это уникальнейшее
стечение обстоятельств, явление некоего выродка…
– Уведите же его, он пугает дам!
– В цепи! Где цепи?!
Окружающая публика, судя по скептическим лицам, плохо
воспринимала аргументы управляющего об уникальности данного печального события.
Кто-то уже громко делился своими собственными переживаниями после близкого
знакомства с искусством карманников, кто-то грозил подать жалобу в ратушу,
любопытствующие стекались со всего зала, мирная торговля была на ближайшие
полчаса-час нарушена бесповоротно…
Деликатно проталкиваясь сквозь растущую толпу, Сабинин стал
пробираться к выходу из зала. Свой гражданский долг он уже выполнил,
изобличению преступника помог, так что не следовало доводить свое участие в
деле до абсурда, став персонажем полицейского протокола, пусть и в качестве
самоотверженного свидетеля…
Коснувшись локтя юного приказчика, взиравшего во все глаза
на влекущих незадачливого карманника полицейских, Сабинин спросил строго и
внушительно:
– Где у вас телефонный аппарат, юноша?
Лицо у него при этом было строгое, а пальцы теребили лацкан
пиджака так, словно вот-вот собирались его отогнуть и явить на свет божий жетон
тайной полиции. Желторотый юнец купился на этот тон, суровую физиономию и жест.
– На первом этаже, в отделе готового платья…
– Проводите меня туда, – властно распорядился
Сабинин. – Чтобы мне не терять зря времени, объясняясь с приказчиками.
Нужно немедленно связаться… – И он умолк с многозначительным видом.
– О да, конечно, герр… инспектор, пойдемте…
…Через три четверти часа он сидел на кожаных подушках
извозчичьего экипажа, на некотором отдалении сопровождавшего крытый фиакр,
только что имевший честь увезти от «Гранд-отеля» седоусого английского майора.
Того самого, что отчего-то отрекался порою от своего подданства, честного имени
и воинского чина, причем заходил в своем упорстве настолько далеко, что
объявлял себя бельгийским адвокатом с французской фамилией. Сабинин плохо знал
англичан, но справедливо предполагал, что гордым бриттам такое поведение, в
общем, мало свойственно. Следовательно, выбор гипотез в данном случае небогат:
либо господин с орденской розеткой страдает неким умственным заболеванием,
побуждающим выкидывать подобные кунштюки, либо, что гораздо вернее, он
совершенно нормален и все не так безобидно…
Когда фиакр свернул на знакомую улочку, Сабинин уже не
сомневался, что он направляется к пансионату «Идиллия». Его догадка очень
быстро подтвердилась: он издали заметил две фигуры, прохаживавшиеся у входа в
пансионат. Лошадиная Рожа и заграничный бомбист Джузеппе, на сей раз в
безукоризненной запасной манишке, с саквояжем в руке.
Оба тут же уселись в фиакр, и он тронулся с быстротой,
показывавшей, что возница извещен о маршруте заранее.
Минут через двадцать фиакр свернул на улицу Меттерниха и
поехал значительно медленнее, держась у тротуара. Наконец остановился, все трое
вышли – итальянец так и не расстался с саквояжем – и скрылись в воротах.
После коротких колебаний Сабинин решился. Троица вела себя
так, словно слежки не опасалась ничуть, привыкла к ее отсутствию, а это давало
шансы. Куда бы они ни собрались, рассчитывают пробыть там недолго – иначе
почему не отпустили фиакр? – но рискнуть все же придется, если хочешь
понять что-то в мрачной интриге, захватившей тебя помимо твоего желания…
Сабинин быстрым шагом последовал за ними. Вошел во двор дома
номер семь по улице Меттерниха. Он передвигался практически бесшумно благодаря
купленным сегодня утром туфлям на резиновой подошве. Оказалось, авторы
детективных историй, расписывавшие достоинства такой обуви, ничуть не
преувеличивали, начиная с Конан Дойля и кончая сонмом эпигонов, – и в
самом деле собственных шагов не слышно даже тебе самому…
Он выглянул из-за угла как раз вовремя, чтобы увидеть, как
троица скрывается во втором от угла подъезде. Тут же направился следом. Дом был
из респектабельных, а потому входная дверь открывалась почти бесшумно, пружины
и петли отлично смазаны…
Нет, в парадном его не ждала засада – зато вверху, на
лестнице, явственно раздавались шаги неспешно поднимавшихся людей… Сабинин на
цыпочках крался следом, то и дело сторожко останавливаясь. На последнем,
четвертом этаже пошел быстрее, осторожненько выглянул из-за поворота
лестничного марша.
На площадке, как и на других этажах, было лишь две квартиры
– и те, за кем он следил, пошли влево. Уверенно повернулся в замке ключ, троица
вошла, заперев за собой дверь. «Квартира номер пятнадцать», – отметил для
себя Сабинин. И быстренько спустился вниз, посмотрел на доску, где значились
имена жильцов, как оно и водится в приличных домах.
Все восемь отделений заполнены визитными карточками. Под
пятнадцатым номером значился «Карл Альфред Беннеке, дипломированный
архитектор». Интересно, существует такой на самом деле или он сродни князю
Трайкову?
Выйдя на улицу, он быстро огляделся и направился к скамейке,
которую надежно загораживала от глаз выходивших из подъезда зеленая деревянная
беседка, увитая многолетним плющом, зато для него это был идеальный
наблюдательный пункт. Он уселся, надвинул мягкую шляпу на глаза, откинулся на
выгнутую спинку, придав себе вид беззаботного лентяя, не озабоченного поисками
хлеба насущного.
Медленно текли минуты – так всегда бывает, когда напряженно
ждешь, время растягивается словно полузасохший гуммиарабик, кажется даже, что
слышишь неторопливый скрип секундной стрелки, которая…
Черт возьми! Как ни внимательно он смотрел, а едва не
упустил Лобришона!
И ничего удивительного – поскольку тот вышел не из второго
подъезда, куда они все на его глазах входили, а из первого! Как ни в чем не
бывало, опираясь на знакомую трость с серебряной рукоятью в виде конской
головы, Лобришон-Хаддок, бельгиец-британец, адвокат-майор, шагал к воротам, а
следом, появившись опять-таки из первого подъезда, двигались белобрысый и
Джузеппе, уже без своего страшненького саквояжа.
Сабинин оторопело смотрел, как они выходят из ворот и
сворачивают к фиакру, как фиакр уезжает. Он и не собирался следовать за ними –
только что обнаруженная загадка, на его взгляд, требовала немедленного решения.
